Оливер Боуден - Покинутый
— Нет, — сказал Брэддок. — Там слишком сытые жители. Дома у них богатые, а дни беззаботные.
— Ну, тогда на Лин или на Корабельную?
— Точно. Там недавно приехавшие, они частенько в безвыходном положении. Они всегда готовы ухватиться за любую возможность пополнить кошелек или накормить своих птенчиков.
Поблизости стоял Джон Питкерн. Мне надо было подойти к нему. Глядя на красные мундиры вокруг, я понял, что мне нужно — форма.
Какой-то бедолага отделился от группы солдат по нужде. Это был лейтенант Брэддока. Он не спеша отошел в сторону, пролез между двумя прилично одетыми дамочками в шляпках и огрызнулся, когда они цыкнули на него и не дали завершить процесс — сделать великое дело на местной территории во славу Его Величества.
Я проследил издали, как он дошел до конца улицы, где стояло приземистое деревянное здание, наподобие склада, потом, убедившись, что его никто не видит, он прислонил мушкет к оградке и расстегнул на штанах пуговицы, собираясь помочиться. Конечно же, его видели. Я видел. Проверив, нет ли рядом еще красных мундиров, я подошел поближе, сморщив нос от острого зловония; вероятно, многие красные мундиры справляли нужду в этом укромном местечке. Тихо чикнулвзводимый спрятанный клинок, и он услышал этот звук, слегка напрягся, но не прервал своего занятия и не обернулся.
— Кто бы это ни был, лучше ему постоять сзади, пока я солью, — сказал он, встряхнул свой водомет и уложил его обратно в бриджи. И я узнал его голос. Это был палач. Это был.
— Слэйтер, — сказал я.
— Вот именно. А ты кто такой?
Он притворялся, что возится с пуговицами, но я заметил, что правой рукой он потянулся к сабле.
— Ты должен меня помнить. Меня зовут Хэйтем Кенуэй.
Он снова напрягся, и голова у него поднялась.
— Хэйтем Кенуэй, — прохрипел он. — Вот как — явился по заклятью, ни дать ни взять. А я уж надеялся, что не встречусь с тобой.
— Я тоже. Обернись, будь добр.
Медленно, точно лошадь с повозкой в грязи, Слэйтер повернулся ко мне лицом и увидел возле своего носа мое запястье со спрятанным клинком.
— Ты ассасин теперь, что ли, да? — насмешливо спросил он.
— Я тамплиер, Слэйтер, как и твой хозяин.
Он усмехнулся.
— Твоя участь больше не интересует генерала Брэддока.
Я это подозревал. Потому-то он и пытался помешать мне, когда я собирал команду, чтобы выполнить задание Реджинальда. Брэддок изменил нам.
— Возьми саблю, — сказал я Слэйтеру.
У него вспыхнули глаза.
— Тогда ты будешь со мной драться.
Я кивнул.
— Я не могу убить тебя хладнокровно. Я ведь не твой генерал.
— Да уж, — сказал он, — ты ему и в подметки не годишься.
И он вынул саблю.
Секунду спустя человек, когда-то едва меня не повесивший и помогший вырезать невинную семью при осаде Берген-оп-Зома, лежал у моих ног убитый, а я смотрел на его дрожащий труп и думал только о том, что форму с него надо бы снять побыстрее, пока она не пропиталась кровью.
Я забрал мундир и вернулся к Чарльзу, который посмотрел на меня, подняв брови.
— Вас просто не отличить, — сказал он.
Я лукаво улыбнулся.
— Надо осведомить Питкерна о нашей затее. Как подам знак, поднимайте крик.
Отвлечем их и сбежим.
Брэддок тем временем отдавал приказы.
— Солдаты, мы выступаем, — сказал он, и я, слегка наклонив голову, замешался в ряды патруля. Я знал, что Брэддока будет интересовать вербовка, а не его солдаты; и кроме того, я надеялся, что его солдаты настолько запуганы им, что, озабоченные привлечением рекрутов, не обратят внимания на новенького в своих рядах. Я оказался позади Питкерна и, понизив голос, сказал:
— Привет, Джонатан.
Он чуть вздрогнул, оглянулся и воскликнул:
— Мастер Кенуэй?
Я жестом попросил его не шуметь, осмотрелся, чтобы убедиться, что на нас не обратили внимания, и продолжал:
— Не очень-то это было просто. но все-таки я здесь и хочу вас освободить.
Теперь он говорил тише.
— Вы думаете, что отсюда можно удрать?
Я улыбнулся.
— Вы мне не верите?
— Я почти не знаю вас.
— Вы знаете достаточно.
— Послушайте, — прошептал он, — мне бы очень хотелось помочь. Но вы ведь слышали Брэддока. Если он об этом пронюхает, нам обоим крышка.
— О Брэддоке я позабочусь, — успокоил я его.
Он посмотрел на меня.
— Как?
Я взглядом дал ему понять, что действую наверняка, и свистнул сквозь пальцы.
Из соседнего проулка выскочил Чарльз, давно ждавший этого сигнала. Он был без рубашки — рубашкой он обмотал себе лицо для маскировки; остальная одежда на нем тоже была в беспорядке: он так перемазался в грязи, что уже ничуть не походил на того армейского офицера, которым он, собственно, являлся. Он выглядел как натуральный сумасшедший, да и вел себя так же: встал перед патрулем и начал орать, причем солдаты так изумились или растерялись, что даже не сделали попытки применить оружие.
— Эй, вы! Все вы воры и негодяи, все до единого! — выкрикивал Чарльз. — Вы божитесь, что королевская власть прославит и наградит нас! Но вы только сеете смерть! Для чего? Для камней и льда, деревьев и ручьев? Или ради нескольких дохлых французов? Так нам этого не надо! Не желаем! Забирайте ваши лживые посулы, ваши соблазнительные деньги, ваши шмотки и ружья — заберите все это ваше драгоценное барахло и засуньте себе в задницу!
Красные мундиры переглядывались, приоткрыв в сомнении рты, а растерялись они до такой степени, что на мгновение я заволновался, что они и вовсе оставят это без последствий. Даже Брэддок, чуть поодаль, просто стоял столбом с отвисшей челюстью, не зная, что лучше: вознегодовать или расхохотаться на эту вспышку чистого безумия. Неужели они просто развернутся и уйдут? Наверное, того же самого испугался и Чарльз, потому что он вдруг добавил:
— Тьфу на вас и на все ваши липовые войны! — и выложил последний козырь.
Он нагнулся, ухватил кусок конского навоза и швырнул его в солдат, большинство которых проворно отскочили. Но, к нашему счастью, генерал Брэддок в их число не вошел.
Он стоял с конским дерьмом на мундире и больше не испытывал затруднений в том, что ему выбрать: расхохотаться или разозлиться. Он рассвирепел, и казалось, что от его рева задрожали листья на деревьях:
— Взять его!
Несколько солдат из патруля кинулись за Чарльзом, который уже развернулся и бросился бежать — вдоль магазина, а потом возле таверны нырнул налево.
Упускать такой случай было нельзя. Но вместо того, чтобы удирать, Джон всего-навсего вымолвил:
— Черт!