Ник Майер - Факир
Путники находились снова на перекрестке галерей, усыпанном тонким слоем мелкого песка. Тут же, пенясь и журча по камешкам, бежал ручеек, вытекая из видневшегося в отдалении обширного грота. Стены этого грота, высеченного в гранитной породе, блестели и отливали всеми цветами радуги при свете факела. Сталактиты причудливой формы свешивались над их головами, а снизу, тонкие, как иглы, тоже блестевшие, подымались затейливые сталагмиты. Но все это природное великолепие бледнело перед целыми грудами богатств, сложенных в этом гроте рукою человека. Огромные, богато украшенные золотом и драгоценными камнями ящики были наполнены слитками дорогого металла, различными, мо- гольскими или магратскими монетами, драгоценными камнями, – гордость индийских раджей, – и редкими поработе вещицами из чудесной слоновой кости, изображающими людей, животных и т.п.
Около стен в беспорядке были нагромождены статуи, треножники из слоновой кости и лампы, освещавшие, быть может, еще никому неизвестное святилище. И как бы господствуя над всем этим на престоле, возвышалась статуя из золота, изображающая бога сокровищ, сидящего со скрещенными ногами, как легендарный Будда, с одной рукой, прижатой к груди, а другой, поднятой вверх со сложенными особенным образом пальцами, как то бывает у всех индусских статуй. Во лбу идола сверкал чудный бриллиант.
Беглецы наши безмолвно созерцали это колоссальное богатство и не могли придти в себя от удивления.
– Сита и папирус правы, – бормотал, как во сне, мистер Токсон, – и вот перед нами это легендарное сокровище богини Кали. Этот неистощимый по богатству грот может доставить любой нации господство над миром!
Вдруг легкий шум привлек их внимание. Они прислушались. Шум повторился. Теперь можно было различить человеческий голос. В направлении этого голоса блеснул свет. Свет приближался к ним, и скоро они увидели человеческую фигуру, вызвавшую у них радостное восклицание, – это была Сита, которая бросилась в объятия своих друзей.
– Мы спасены, – говорила девадаси сквозь слезы радости. – Я открыла выход в лес. Он недалеко отсюда.
– Вы в этом уверены? – спросил доктор, едва веривший в возможность спасения.
– Уверена. Этот выход теряется в джунглях и совершенно закрыт кактусами и лианами, через которые, однако, можно легко пробраться. Я немного подышала свежим воздухом и поспешила за вами.
– Мужественное и дорогое дитя, – сказал растроганный ученый, – как нам благодарить вас за вашу преданность?
– Возьмите меня с собой и увезите подальше от этого проклятого Мансура, вернее, от мучений моих братьев,
– отвечала Сита с дрожью в голосе.
Дебора молча раскрыла ей свои объятия. Как приятнобыло видеть двух девушек, прекрасных, как ангелы, но столь различных по красоте, соединенных братским искренним объятием. Глядя на них, растроганный мистер Токсон не мог удержать слезу, а Пензоне отвернулся, как бы поправляя факел.
После получасового отдыха, который молодая индуска посвятила созерцанию сказочного сокровища, открытого ее друзьями, наши беглецы, с удвоенным мужеством, пустились в путь-дорогу, ибо эта дорога вела их на свободу.
Не успели они пройти несколько шагов, как Пензоне остановил всех.
– Одно мгновение, – произнес он. – Разве мы ничего не возьмем из этого неслыханного богатства? Богиня Кали порядочно-таки причинила нам зла, – она должна | вознаградить нас за это.
И прежде чем мистер Токсон успел ответить, молодой человек с решительным видом углубился в грот, взобрался на престол, где стоял бог сокровищ со своими символически сложенными руками, и острием своего ножа принялся выковыривать изо лба идола громадный солитер. Благодаря своей ловкости, он не долго провозился с этим и, спрыгнув на землю, протянул доктору камень, который тот внимательно осмотрел, взвесил на руке, полюбовался чудной игрой бриллианта при красноватом свете факелов и сказал:
– Этот камень неоценим: он своим весом и игрой превосходит самые лучшие бриллианты Старого и Нового Света.
– Значит, – заметил Пензоне, – мой камень затмит Регента, Великого Могола и даже сказочную «Гору света».
– Береги его, Эдгар, – сказал Токсон, думавший сначала воспротивиться действию Пензоне. Нирванисты от этого не обеднеют, а ты только выиграешь. Пожалуй, скажу тебе, что никто в мире, разве сам бог сокровищ, не в состоянии заплатить за его стоимость.
Пензоне опустил камень в жилетный карман со словами:
– Меня теперь будет беречь око бога сокровищ, с которым я отныне не расстанусь.
Наконец, мистер Токсон, с факелом в руке, вышел из
грота, давая этим понять, что пора трогаться в путь, и наши беглецы, окинув в последний раз взглядом грот, сокровища и бога его, теперь уже не блиставшего своим единственным глазом, двинулись за Ситой, которая пошла вперед под руку с Деборой.
VI
Но не успели наши друзья пройти и десяти шагов по широкому коридору, ведущему из грота к ручейку, как внезапно все четверо в изумлении остановились.
Что же заставило их прервать свой путь?
Там в галерее, по которой им предстояло идти, стоял какой-то человек, закутавшись в широкое покрывало.
И этот человек был Сукрийяна!
При свете двух факелов можно было заметить, как зловеще блестели его глаза. В его лице можно было прочесть не ярость и бешенство, а скорее торжество, удовлетворенное мщение, ненависть.
Появление факира в этом проходе было так неожиданно, что беглецы подумали сначала, что уж не галлюцинация ли это? Не привидение ли?
Но нет! Привидение трогается с места, идет к ним, молчаливое и зловещее, перед которым они отступают вглубь грота, обливаясь холодным потом.
Приведение говорит!..
Какой замогильный голос!..
– Это я, – говорит Сукрийяна. – Вы сейчас умрете!
И в то время, как Пензоне, не сомневаясь более,
бросил Сите: «Револьвер!» – факир продолжал со злорадством:
– Не ищи своего оружия. Эта женщина не возвратит его тебе. Она уронила его при входе в подземелье, по которому я преследую вас целую ночь, не упуская из вида!
– Смотри, – прибавил он, направляя на них блестящий ствол револьвера, который тотчас же узнал Пензоне.Итак, судьба испытывает их до конца! Револьвер, их единственная защита, попал в руки врага!
Но Сукрийяна не спешил. Он очевидно хотел насладиться их страхом, их агонией. Он направил на них смертоносное дуло, и готов был при малейшем их движении, спустить курок.
Отвратительная улыбка играла на его губах. Глаза кровожадно светились – он жаждал крови, крови людей, разбивших его мечты и надежды.
