Леонид Платов - Искатель. 1970. Выпуск №3
Юрий ФЕДОРОВ
«ОТВАЖНЫЙ I» ДЕЙСТВУЕТ
Рисунки П. ПАВЛИНОВА«В плавнях и рыбачьих селениях гирд Дона и Приазовья действуют вооруженные группы. Агентурным путем удалось установить, что они объединены в отряд под названием «Отважный I»… Действия их опасны и представляют немалую угрозу для частей, движущихся по коммуникации вдоль побережья. Они тесно связаны с враждебно настроенным по отношению к новому порядку населением, и от того борьба с ними затруднена…»
(Выписка из документов Таганрогского управления полиции)Летом 1943 года части Советской Армии перешли в наступление на Южном фронте. Над таганрогской группировкой гитлеровцев нависла угроза окружения. Бросая технику, боеприпасы, раненых, они стремительно покатились на запад, В те дни западнее Таганрога в расположении наступающих советских войск был обнаружен брошенный противником тяжелый грузовой автомобиль. Кто-то из бойцов поднялся в кузов машины. Там ровными рядами лежали серые папки с бумагами: документы Таганрогского управления полиции…
Спустя много лет я познакомился с этими трофейными документами в Ростовском областном государственном архиве.
Заведующая читальным залом положила на стол пожелтевшие от времени сшивы. Из окна доносились голоса, шум трамваев и машин. Обычные звуки большого города.
Я хорошо знал Ростов. Жил несколько лет в этом городе, а позже часто приезжал сюда по различным журналистским заданиям. Старый город менялся на глазах. Через могучий Дон перекинулся мост — тонкий и ажурный; раздвинулась вширь шумящая тенистыми акациями набережная; вокруг гиганта Ростсельмаша поднялись новые кварталы домов. Когда я уезжал, дни, проведенные в Ростове, вспоминались какой-то особенной прелестью, приветливостью легких на улыбку ростовчан…
Лежащие передо мной на столе документы рассказывали совсем о другом времени. Я листал страницу за страницей. И передо мной вставали эпизоды бушевавшей когда-то на этой земле ожесточенной партизанской борьбы. Но по фашистским реляциям и рапортам трудно было восстановить их до конца. А узнать о героических годах как можно больше хотелось. Так начался мой долгий журналистский поиск, в результате которого и появился этот очерк.
…Над городом плыл смрадный дым. Горел элеватор. Человек, вышедший у здания областного комитета партии из разрисованной серыми разводами «эмки», глянул на небо. Из дымного облака вывалился самолет и резко пошел на крыши.
Та-та-та… застучали пулеметы. Захлопали зенитки. Самолет с черными крестами на крыльях снова взмыл вверх. Человек проводил его взглядом и вошел в подъезд. Навстречу шагнул милиционер с автоматом на груди.
— Ваш пропуск!
Вошедший достал удостоверение.
— «Николай Прокофьевич Рыбальченко», — прочел милиционер и кивнул: — Проходите.
В здании обкома было темновато: перекрещенные широкими полосками бумаги окна плохо пропускали свет.
Последний раз Николай Прокофьевич был в обкоме три месяца назад, на активе рыбаков. После актива он еще дня два ходил по кабинетам этого большого здания. Раз уж приехал в Ростов, хотелось решить сразу все вопросы. Обком запомнился деловой суетой, шумом голосов. Сейчас в коридорах стояла тишина. И только где-то за одной из дверей одиноко постукивала пишущая машинка.
Секретарь обкома поднялся навстречу Николаю Прокофьевичу, крепко пожал ему руку, потом подвел к карте, лежавшей на столе, и сказал:
— Давай-ка обсудим. Вот смотри — район действий твоего отряда…
Садясь в машину, Николай Прокофьевич мысленно повторил слова, сказанные секретарем обкома на прощание! «Ну, рыбак, надеемся на тебя». И бросил шоферу:
— Поехали.
Утром, когда они спешили в Ростов, на машину спикировал фашистский самолет. Пулеметная очередь взрыла землю перед радиатором. Километром позже они подъехали к сожженной, развороченной взрывом колхозной полуторке, валявшейся у обочины, и все это — и вражеский самолет над головой, и искореженный кузов полуторки, и растерянное лицо шофера, стоящего рядом, — отдалось горьким сознанием, что война пришла к самому порогу дома.
В поселок Покровку Николай Прокофьевич добрался, когда солнце склонялось за далекие холмы. У околицы Рыбальченко сказал шоферу:
— Давай к Совету.
В исполкоме в тесном кабинете председателя его уже давно ждали.
Рыбальченко вытер большим клетчатым платком лицо, налил из графина в стакан желтоватой степной воды. Выпил залпом. Налил второй стакан. В дороге горло запорошило пылью.
За окном скрипели телеги, слышались голоса людей. Поток машин, телег, груженных мешками, казался бесконечным. Колхозники гнали скот, вывозилось оборудование заводов. Женщины несли многопудовые узлы. Плакали дети, и простоволосые старухи, сидя на телегах, смотрели на бредущих по пыли людей.
Николай Прокофьевич отошел от окна, подсел к столу. Областным комитетом партии он, директор Синявского рыбозавода, был назначен командиром партизанского отряда. Утвержденный комиссаром отряда первый секретарь Неклиновского райкома партии Александр Пахомович Даниловский сказал:
— Ну что, Николай Прокофьевич, давай команду! Рыбальченко провел ладонью по усталым глазам и глянул на завхоза райкома Кузьму Марковича Фоменко:
— Тебя, Маркович, оставим здесь, в Покровке для связи. Ты инвалид еще с империалистической.
Рыбальченко чуть приметно улыбнулся.
— Вот и твоя деревяшка пригодилась. Сослужит службу.
И, согнав с лица мимолетную улыбку, заключил:
— Сегодня ночью всем отрядом уйдем в плавни.
Помолчали.
О чем в эту минуту думал каждый — трудно сказать. Ясно было одно: завтра передовой позицией мог стать огород за околицей.
Мягка пыль степного шляха. Каждый из сидящих за столом топтал ее босыми ногами, гоняя пацаном на хворостинке. Позже, с гармонью, заломив фуражки на затылок, парнями ходили они по шляху, А потом и детей своих повели… Но круто распорядилась жизнь. Уходить от родных хат должны были они все по тому же шляху.
Вечером Покровка затихла. Прошли последние беженцы, опустела дорога.
В полночь во дворе исполкома раздались голоса. Трудно различимый в ночной темноте, подтянулся строй партизан. Рыбальченко сошел с крыльца и остановился перед бойцами.
— Рассчитайсь! — подал команду помощник командира отряда.
— Первый… второй… третий… — полетело от бойца к бойцу.
Басовитый голос сказал:
— Двадцать пятый. Последний.
