Густав Эмар - Морские титаны
Эти слова, обращенные к одному из самых свирепых флибустьеров, участвовавших в экспедиции, поражали своей неожиданностью.
Пристыженный Польтэ склонил голову и в душе дал себе слово впредь не подвергаться подобному выговору.
Монбар и Прекрасный Лоран прошли в смежную комнату. Их беседа длилась долго и, вероятно, была занимательна, так как ни тот, ни другой из собеседников не стал бы терять времени на пустую болтовню.
По прошествии по меньшей мере двух часов они вернулись в залу.
— Решено, — сказал Монбар, — завтра батареи будут уничтожены, пушки потоплены, а дома, которые мешают выстрелам с форта, разрушены. Я пошлю четыре сотни человек для усиления гарнизона. Что же касается тебя, старина, то скажу то же, что говорил и всегда: поступай, как сочтешь нужным.
— Ты знаешь, что первым условием я ставлю то, о чем просил тебя.
— Я дал слово, друг, будь спокоен: ни один волосок не упадет с их головы.
— Спасибо, дружище!.. Теперь прощай.
— Нет, до свидания!
— Правда, до свидания в Панаме!
— Да, в Панаме.
— Да, пришли ко мне Хосе; ты совсем завладел им, а он мне крайне необходим.
— Пришлю, завистник, без него ты теперь как без рук, прости Господи!
— Он славный товарищ. С Богом, желаю успеха!
— Прощай!
Флибустьеры еще раз пожали друг другу руки и расстались.
На другое утро, сдав командование фортом Олоне, сильно опечаленному тем, что остается один, Прекрасный Лоран сел на лошадь и уехал в сопровождении лишь нескольких товарищей на асиенду дель-Райо; остальные были кто убит, кто ранен. Мы уже видели, как капитан прибыл на асиенду около часа спустя после отъезда дона Хесуса и как его там встретили.
Первой заботой Лорана, когда он вошел в свою комнату, было переодеться с ног до головы.
Будучи флибустьером, Лоран, однако, оставался дворянином до мозга костей: он всегда одевался самым тщательным образом. На дуэль ли он шел, на любовное ли свидание или на сражение — иначе, как в брильянтах, кружевах, шелках и бархате он не появлялся, куда бы ни призывали его удовольствие, долг или прихоть.
Мажордом пришел в обычное время ужина, но вместо того, чтобы, как всегда, пойти впереди гостя, он почтительно поклонился и молча ждал.
— Я вижу, вы хотите сказать мне что-то, ньо Гальего? — спросил Лоран.
— Так точно, ваше сиятельство, — ответил мажордом с очередным поклоном. — Сеньориты измучились и не в силах спуститься в столовую, они приказали подать им ужин на их половине.
— Не больны ли они? — с живостью вскричал молодой человек.
— Нет, ваше сиятельство, это только последствие всего, что случилось сегодня… Молоденькие особы, известное дело, очень хрупки.
Лоран улыбнулся странному выражению достойного дворецкого, но не сказал ни слова, и тот продолжал:
— Преподобный отец Санчес просит ваше сиятельство избавить его от скуки вкушать трапезу в одиночестве и удостоить чести отужинать с ним в его комнате.
— С удовольствием. А мои люди, любезный ньо Гальего, где же они будут есть?
— Со мной, ваше сиятельство, — величественно ответил мажордом, — и от этого они поужинают ничуть не хуже, смею вас уверить.
— Я убежден в этом, ньо Гальего, — улыбаясь, сказал Лоран, — потрудитесь же проводить меня к капеллану.
— Всегда к услугам вашего сиятельства, — ответил мажордом с почтительным поклоном.
Он отправился впереди молодого человека и довел до самой комнаты отца Санчеса, где и оставил его после того, как торжественно провозгласил о его приходе.
— Надеюсь, вы извините меня, любезный граф, что я обеспокоил вас, — ласково сказал капеллан, идя навстречу посетителю и протягивая ему руку.
— Это не беспокойство, а удовольствие! Я рад нашему свиданию с глазу на глаз.
— Старики — эгоисты, как вам известно, граф, Я люблю вас, вот мне и захотелось побеседовать с вами откровенно.
— Вы меня крайне обязываете, отец Санчес.
— В сторону церемонии; садитесь, граф… Увы! Отчего нельзя нам воскресить один из тех уютных ужинов в Торменаре, когда…
— Умоляю вас, отец Санчес, — перебил молодой человек, глубоко взволнованный, — не пробуждайте этих милых и грустных воспоминаний, моя рана все еще не зажила и кровоточит, как в самый первый день.
Старые друзья, как мы теперь уже можем называть их, сели друг против друга и принялись за еду, беседуя о посторонних предметах в присутствии лакея, который прислуживал им; однако, когда был подан десерт и слуга удалился, разговор резко перешел на другое и принял серьезный характер.
Отец Санчес встал, порылся в ящике и вернулся на свое место, бросив перед прибором Лорана горсть сигар.
— Вы ведь знаете, граф, — с улыбкой сказал монах, — что здесь вы у себя. Итак, не стесняйтесь. Вот отличные сигары, воспользуйтесь ими, можете даже, если угодно, злоупотре-
бить. Хотя сам я не курю, но запах табака мне вовсе не неприятен… А вот ликеры, выбирайте по вкусу. Отец Санчес придвинул к себе кофейник.
— Я нарочно сварил для вас кофе, который, надеюсь, заслужит вашего одобрения, — сказал он. — И я выпью с вами за компанию.
— Вы, кажется, принялись за старое, отец Санчес, — опять балуете меня.
— Так отрадно баловать того, кого любишь, — тихо проговорил монах.
— Разумеется, — со смехом ответил молодой человек, выбирая сигару, — более того, я даже подозреваю вас в намерении подкупить меня.
— Тсс, — тонко заметил отец Санчес, — не говорите этого, пожалуйста, вы угодили в больное место.
— Прошу покорно! Стыдно вам, духовному лицу, строить такие козни!
— А что делать, граф, каждый заботится о себе, как может.
— Вы должны знать, что со мной вам нечего прибегать к хитростям. Скажите откровенно, чего вы хотите, и если есть возможность, это будет исполнено.
— Дело трудное, предупреждаю вас, граф.
— И все-таки говорите.
— Дело вот в чем: целых пятнадцать лет я живу здесь и привязался всей душой к бедным пеонам, прикрепленным к асиенде. Они такие страдальцы! Мне хотелось бы остаться среди них, чтобы охранять их от всякого насилия и покровительствовать им, когда придут ваши товарищи.
— Только-то, — сказал капитан, усмехнувшись.
— Разве это не много?
— Не очень, отец Санчес. Во всяком случае, я предвидел ваше желание. Возьмите это письмо. Оно подписано Монбаром, командующим экспедиции. А вот и моя печать, — прибавил он, снимая с мизинца правой руки большой перстень. — Когда сюда придут Береговые братья, покажите первому же из них это письмо и этот перстень — и вы будете под двойным покровительством Монбара и Лорана. Никто не посмеет переступить через порог асиенды, она будет теперь священна для моих товарищей, никто и пальцем не посмеет ни к чему прикоснуться. Словом, вы будете здесь в такой же безопасности, хотя бы все двери стояли распахнутые настежь, как если были бы во Франции или на Тортуге.
