Владимир Понизовский - Посты сменяются на рассвете
— Всем разом не спать! Дневалить по очереди! — взял на себя права старшего Сергей. — Укладывайтесь на перинах. Чур — не храпеть!
Алексей и Николай заснули. А Сергей, когда стало совсем светло, глянул вниз и обомлел — лагерь прямо под ними, рукой подать! Сейчас услышит приближающийся злобный лай...
Погони не было. Может, в лагере еще не хватились. Или охранники рассчитывают, что беглецам все равно не уйти далеко: на всех дорогах и перевалах патрули...
Значит, идти надо сквозь чащобы, по осыпям, выбирая самый трудный рельеф.
Сориентировавшись днем, теперь ночью они шли более уверенно. От лагеря их отделяло уже не меньше двадцати километров, две горные гряды. Внизу, на склонах и в долине, — черепичные крыши, лоскуты полей, выше — луга. Дома в зелени садов, а в огородах, кажется, уже высаживают картофель, хотя с такого расстояния можно только гадать.
Третьей ночью голод заставил их спуститься ниже, в долину. Накопали клубней, снова засыпали гряды. Теперь провизии должно хватить надолго. И снова — к снегам.
На рассвете разожгли костер, в золе испекли картошку. Сергей приказал экономить соль, отсыпал малую щепоть. И на еду не налегать — каждая вылазка на ферму чревата опасностью. Алексею все это не надо было объяснять, а Николай начал канючить:
— Два года не жрал досыта! Вон их сколько, ферм!
Он сделался беспечен: то и дело приходилось предупреждать, чтобы говорил тише, продвигался осторожней.
При определении маршрута на следующую ночь они оказались перед выбором: если продолжать идти на запад, то нужно перебраться через бурную горную речку, которая просматривалась со склона. Внизу она была перехвачена мостом; стоит пройти по нему — и забирайся на следующую гору. Если же идти в обход, к истокам, — и до свету не управишься. В темноте одолевать реку вброд рискованно: было видно, как вода ворочает камни, пенится в каньоне. Сергей считал, что нужно двигаться по гребню. Николай воспротивился:
— Охота была! Ты погляди, мы и так ободрались! Ты на ноги погляди!
Действительно, никаких тряпок на обувку уже не хватало, острыми камнями иссечены ступни. И все же...
— Ну и трясуны! Я первым пойду!
В темноте спустились на тропу, с тропы — на проселок, ведущий к мосту. Было тихо. Ни огонька.
Николай первым ступил на мост. Зашагал. Алексей и Сергей за ним, в отдалении. Уже и спуск.
— Хальт! Хальт!
Вспыхнул фонарь. И тут же — выстрел.
Алексей с Сергеем отпрянули назад. Бежали, карабкались, ползли, пока хватало сил. А снизу, множась эхом, Доносились нечеловеческие крики. Можно было представить, как били, убивали Николая.
— Давай посидим, простимся с Колькой...
Не знали, где бросили мешок с картошкой. Теперь на фермы не сунешься..
Держались вершин. Но на них еще плотно лежал снег. Холодно. Да и не пройдешь босиком, без ледорубов... Голод все же заставлял спускаться в долины. Но уже не к жилью, а на перезимовавшие поля. Подбирали мерзлые и гнилые овощи. А все равно шли, шли. И чем дальше за перевалами и реками оставался Урбез, тем больше крепла уверенность: уж на этот-то раз вырвались!
Алексей почувствовал: бьет озноб. То обливает тело жаром — и все плывет перед глазами, то леденеют руки и ноги. Идет, все равно идет, а в коленях — будто вата, подгибаются. Днем, в кустах, придя в себя от забытья, почувствовал: Сергей зажимает ему рот.
— Кричал? Заболел я, Серега... Плохи наши дела...
Друг взвалил его на плечи. Понес. А сам от голода и бессилия едва передвигает ноги, вот-вот рухнет.
Увидел на краю леса сарай. Перед рассветом втащил в него Алексея, обложил соломой.
Что же дальше?.. Прислушивался к хриплым стонам товарища, ощупывал свои распухшие, обросшие кровавыми струпьями ноги. Бежать из тоннеля, уйти от погони — и на тебе!.. Пусть это и смертельно опасно, но придется искать встреч с жителями... Алешка говорил: «Это Франция! Французы должны быть славными ребятами!..»
От леса, на опушке которого стоял сарай, сбегала в лощину пашня. Когда стало светать, Сергей увидел в лощине сад, за голыми деревьями — постройки фермы.
По тропке от фермы девушка гнала к лесу коров. Пританцовывала в тяжелых деревянных сабо, озорно щелкала бичом. Около нее кружила громадная собака-волкодав.
Сергей растормошил друга:
— Рискнем, Алешка. Кликну девчонку. — Приоткрыл дверь сарая, свистнул.
Девушка остановилась. Волкодав напружинился, зарычал.
— Не бойся. Подойди. Нам нужна помощь, — сказал по-французски Алексей.
Она подтянула за поводок собаку и нерешительно приблизилась к сараю. Увидела их — и отпрянула. Истощенные, заросшие, в полосатых изодранных куртках, они были страшны.
— Не бойся.
— Кто вы?
— Из лагеря... Русские.
— Русские? — Ее глаза в изумлении округлились. — Смирно, Бержер!
— Помоги. Еду... — Челюсти Андрея свела судорога. — Мы давно не ели. И я болен.
Девушка уже без страха смотрела на незнакомцев.
— Настоящие русские? Я принесу, не уходите!
И помчалась вниз по тропинке, наперегонки с собакой, — черные косицы, деревянные сабо, пестрое платье.
Скоро она вернулась. Принесла в корзинке сыр, колбасу, яйца, хлеб, бутыль вина.
— Когда стемнеет, спускайтесь к ферме — отец встретит.
Ночью они подкрались к ферме. Бержер учуял, залаял.
— Ну, Алеха... Пан или пропал!.. Без помощи все равно нам хана...
Скрипнула дверь. Выбежала девчонка. Протянула, как бы нащупывая, руки. Повела в дом. Навстречу им поднялись крестьянин и женщина.
— Папа, мама! Вот они, настоящие русские!
Алексей сделал шаг в комнату, в обжитое тепло, и повис на руках друга: потерял сознание.
Хозяева помогли оттащить его на чердак, на сено. Крестьянин раздел его, стащил рубища, обмыл, общупал. Что-то бормотал. Сергей конечно же не понял ни слова.
С каждым часом Алексею становилось все хуже. Девушка принесла миску с кусками льда, лоскуты, начала делать примочки. Больной метался, бредил.
Из оконца Сергей увидел с чердака, как крестьянин запряг дрожки, отворил ворота. Куда он?..
Уже затемно вернулся. С фермером — еще четверо. Один — с чемоданчиком. И по виду — доктор. Хоть и молод, а важен. Осмотрел Алексея. Что-то сказал. Сергей разобрал только одно слово: «Пневмония».
Незнакомцы уехали. Когда друг очнулся, Сергей наклонился над ним, зашептал:
— Приезжали какие-то... Один — вроде бы доктор — сказал: пневмония. Значит, воспаление легких.
Фермер поднялся на чердак, принес ампулы и шприц. Неумело сделал укол.
— Дайте я сам, — забрал у него инструмент и склянки Сергей. Товарищ снова был в забытьи.
