Густав Эмар - Фланкер
Вся ночь прошла в бешеной скачке. С восходом солнца он наконец остановился и огляделся.
Деревья в этом месте были очень редки; в просвете между ними он увидел перед собой голую равнину, заканчивающуюся вдали высокими горами, синеватые вершины которых сливались на горизонте с небом; довольно широкая река спокойно протекала между крутыми обнаженными берегами.
Дон Эстебан легко вздохнул; полагая, что уже никто не пустится по его следам, он медленным шагом выехал на опушку, решаясь отдохнуть часа два и дать коню возможность собраться с силами для дальнейшего путешествия.
Осмотревшись, нет ли кого поблизости, успокоенный тишиной и спокойствием, царившими вокруг, он сошел с коня, расседлал его, спутав ему ноги, пустил на траву, лег и сам на землю и стал размышлять.
Долго пробыл он в глубоком раздумье о своем трудном положении, как вдруг, сильно вздрогнув, быстро вскочил с места.
Чья-то рука осторожно коснулась его плеча.
Дон Эстебан обернулся; перед ним стояли два индейца.
Это были Олень и Красный Волк.
Радость сверкнула в глазах дона Эстебана: интуиция подсказывала ему, что эти люди — его союзники. Он желал встречи с ними, но не знал, где их найти.
Олень устремил на него проницательный взгляд.
— О-о-а! — произнес он. — Мой бледнолицый брат спит с открытыми глазами; кажется, он очень измучен.
— Да, измучен, — ответил дон Эстебан.
— Олень не надеялся так скоро найти моего брата, да еще в таком приятном положении, — заметил индеец. — Я шел с Красным Волком и его воинами на помощь к бледнолицему.
— Благодарю, — сказал мексиканец недоверчиво и с иронией, — мне не нужна ничья помощь.
— Тем лучше, это меня не удивляет: мой брат — великий воин в своем племени; но, может быть, помощь, ненужная ему до сих пор, пригодится впоследствии.
— Послушай, краснокожий, — сказал дон Эстебан, — перестанем хитрить, будем говорить прямо. Ты знаешь о моих делах больше, чем я хотел бы; как проведал ты о них, мне все равно, но я вижу, что ты хочешь сделать мне какое-то предложение, на которое, по твоему мнению, я соглашусь. В таком случае говори коротко и ясно, а не теряй время на пустые околичности.
— Брат мой хорошо говорит, — сказал Олень приторным тоном, лукаво улыбаясь, — ум его велик. Я буду откровенен с ним. Он нуждается во мне, я хочу ему служить.
— Вот это уже дело, этим я доволен! Продолжай, вождь: если конец твоей речи похож на начало, то, надеюсь, мы поймем друг друга.
— О-о-а! Олень в этом уверен. Но прежде, чем сесть к огню совета, брат мой должен подкрепить свои силы, ослабевшие от усталости и голода. Воины Красного Волка расположились лагерем в лесу неподалеку. Пусть брат мой идет за мной; когда он немного подкрепится пищей, мы продолжим наш разговор.
— Хорошо, иди, а я пойду за тобой, — согласился дон Эстебан.
Все трое отправились в лагерь краснокожих, и в самом деле раскинутый недалеко от того места, где сидел дон Эстебан.
Дон Эстебан был очень любезно принят индейцами. Когда он вполне утолил голод и жажду, Олень проговорил:
— Хочет ли слушать теперь меня брат мой? Открыты ли его уши?
— Уши мои открыты, вождь, я слушаю тебя внимательно.
— Брат мой хочет мстить своим врагам?
— Да, — мрачно ответил дон Эстебан.
— Но враги его сильны и многочисленны; брат мой был уже разбит в борьбе с ними, — человек в одиночестве слабее ребенка.
— Это правда, — прошептал мексиканец.
— Если брат мой согласится уступить Красному Волку и Оленю то, что они у него попросят, вожди краснокожих помогут моему брату в его мщении и не покинут его, не окончив дела.
— Каковы бы ни были ваши условия, — сказал дон Эстебан, — я согласен на них, если вы будете служить мне так, как говорите.
— Пусть брат мой не торопится соглашаться на мои условия — он их еще не знает, — произнес индеец насмешливо, — может быть, он после пожалеет, что поспешил.
— Повторяю, — твердо ответил дон Эстебан, — я принимаю ваши условия, каковы бы они ни были. Скажите же мне их немедленно.
— Я знаю, где скрыты обе девушки, которых напрасно ищет брат мой, — сказал, помолчав несколько минут, индеец.
При этих словах дон Эстебан вскочил как ужаленный.
— Ты знаешь, где они! — воскликнул он, сжав руку индейца и пристально глядя на него.
— Да, знаю, — спокойно ответил индеец.
— Это невероятно!
Индеец презрительно улыбнулся.
— Олень их охранял и сам провел их туда, где они теперь находятся.
— И ты можешь провести меня туда?
— Да, если брат мой согласится на мои условия.
— Хорошо! Говори же, чего хочет вождь?
— Что предпочтет брат мой: этих ли девушек или мщение?
— Конечно, мщение!
— Хорошо. Девушки останутся там, где они находятся в данную минуту. Олень и Красный Волк одиноки, их шалаши пусты, обоим им нужны жены. Воины сражаются, охотятся; жены готовят пищу, нянчат детей… Брат понимает меня?
Эти слова индеец произнес с таким странным ударением, что мексиканец невольно вздрогнул, но тотчас же оправясь, сказал:
— И если я соглашусь?..
— Красный Волк — вождь двух сотен воинов: они в распоряжении моего брата и помогут ему исполнить его мщение.
Дон Эстебан взялся обеими руками за голову; несколько минут он оставался в таком, по-видимому, глубоком раздумье: человек этот, хладнокровно решась на смерть своей племянницы, колебался согласиться на это гнусное предложение — оно казалось ему ужаснее смерти.
Индейцы спокойно ожидали результата внутренней борьбы, происходившей в душе этого человека. Борьба не была продолжительной: скоро дон Эстебан поднял голову, лицо его было спокойно, голос ровен, в нем не было заметно ни малейшего волнения.
— Хорошо, пусть будет так, — сказал он. — Участь их решена; я согласен и сдержу свое слово, но прежде вы сдержите свое.
— Мы исполним свое слово, — ответили индейцы.
— Раньше восхода восьмого солнца, — прибавил Олень, — враги моего брата будут в его власти; он поступит с ними, как захочет.
— Что же теперь делать мне? — спросил дон Эстебан.
— Вот наш план… — сказал Олень, и все втроем они принялись рассуждать о том, как лучше и вернее достигнуть желаемой цели.
Но так как скоро мы на деле познакомимся с их планом действий, то оставим мошенников обдумывать его и обратимся к другим лицам нашего рассказа.
ГЛАВА XXVI. Преследование
Лица, собравшиеся в палатке дона Мигеля, не могли не выразить удивления и даже ужаса при неожиданном появлении Вольной Пули, бледного, окровавленного, в беспорядочной одежде. Охотник остановился при входе в палатку, угрюмо оглядывая всех; лицо его выражало горе и глубокое уныние.
