А Адалис - Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4
При остром воспоминании о потерянной статуэтке Сергей досадливо нахмурился. Борис не слыхал разговора. Он до половины высунулся в окно. Арт хотел было продолжать, но махнул рукой и крепко затянулся махоркой.
— Артюша, можно пока не говорить о формуле? Больно…
— Ясно.
— В Москве… Впрочем, ведь можно пока не говорить.
Арт выколотил трубку о край вагонного столика. Сережа подождал, пока это мелкое постукивание прекратилось.
— Впрочем…
— Ну?
— Так ли уж до зарезу нужен был этот газ Советскому Союзу?..
Поезд прибавил ходу и переменил ритм.
ЭПИЛОГ
Лю-Чен-Чан длинно улыбнулся:
— Нет, я с севера. Я немного времени жил в Пекине и немало времени в Харбине — А Лю-Си-Фа?
— Лю-Си-Фа с юга… Шанхай. А вы не деретесь?
Лю-Чен-Чан улыбнутся еще длинней.
— Зачем? Мой отец один кули, его отец другой кули.
— Товарищ, тише! Свежий номер!
Сону из Тибета распахнул руки во всю длину коридора и не пропустил дальше ни тувинца, ни калмыка.
— Читай!
Китаец пришел к ним на помощь. Газета неожиданно очутилась у Джелала:
— «Твердолобым! — орал он по складам, отбиваясь от нападающих, — наша! помощь! не понравилась!»
— Ого, не понравилась!
— Пондравин-мандравин, — бегло вспомнил Джелал чернобородого купца с легендой, — дурак я был тогда…» — и продолжал: «Горняки не сдаются. Подкрепление…»
Газета вырвалась из его рук и перелетела в другие… Но Лю-Си-Фа читал тихо и трудно.
— Пойду к Сереже, — восторженно решил Джелал, — Галочки дежурство кончается в одиннадцать… Еще три часа…
Пробравшись сквозь толпу, он поправил тюбетейку и спустился по лестнице. На улице он снова, по недоверчивому обыкновению, повернулся к дому, из которого только что вышел: на вывеске по-прежнему было написано с потрясающей ясностью «Коммунистический Университет Трудящихся Востока». Джелал презрел закон правой и левой стороны и стал отчаянно грести руками и ногами вниз по узкой и бурной Тверской. Электричество, еще смуглое и желтое в резкой вечерней синеве, заливало каждый уголок его памяти свежим светом.
Дойдя до Глинищевского переулка, где ему надо было свернуть налево, он раздумал: под боком в общежитии Коминтерна жил Артур Броунинг.
— А, «кутва» пришла!
В комнате было накурено. Хозяин с хитрым злорадством поглядел на измучившие его чертежи, от которых мог теперь, ради гостя, законно оторваться.
— Здравствуй, товарищ Арт!
Джелал удобно уселся в кресло, потянул со стола газету и с удивительным искусством покрутил носом. Газета была английская.
— Товарищ Арт, я хочу тебя спрашивать. Что в газете пишут? Горняки победа?
Арт задумчиво поглядел на гостя:
— Ну, конечно, горняки… — и помолчав добавил, — рано или поздно.
— Зачем поздно? Ну почему поздно. Сейчас — нельзя?
Арт еще помолчал.
— Уже.
— Уже? — Джелал подскочил в кресле.
— Возврата к старому нет. Теперь они не будут верить плохим вождям.
Джелал цвел. Но того, зачем он пришел сегодня, он не успел сказать Броунингу. Уже два-три весенних вечера юноше было как-то удивительно легко и уютно; вчера в первый раз мысль о погибшей надписи на ноге вызвала у него улыбку, он даже стал ступать на эту опозоренную ногу с особым ударением и удальством! Именно о причине собственной беспечности он и хотел спросить англичанина, когда в комнату ввалился Сережа. За истекшие месяцы у Щеглова еще больше прояснился лоб и развернулись плечи; он оброс новым спокойствием, уладился в ячейке и стал студентом-химиком Карповского института.
— Тысяча Макдональдсов! Джелал! — Электрическая лампочка заморгала от могучего окрика… Друзья не виделись уж около трех недель.
— Я, товарищи, тово-с… — блестяще оправдался Сергей, — с кислородами разными это самое… Вдруг он засмеялся. «Киска лягавая»! Кислород-то! Ловко все-таки было зашифровано, а?
После легкого и острого молчания Броунинг, точно освеженный из-за угла прохладой горных садов, разразился философией:
— Человек ко многому привыкает…
Не дождавшись возражений, он продолжал:
— Если бы сегодня совершенно внезапно и неестественно устроились международные дела, вроде оккупации земли марсианами, то в четверг марсиане вошли бы в наш домашний быт, и квартирные хозяйки напустили бы на них дочерей!
— Что с Козодоевским? — заинтересовался, по ассоциации, Сережа.
— Он больной, — Джелал вздохнул. — Галочка сказал…
Броунинг распахнул окно. В комнату ворвался дикой синевой весеннего вечера и воплями газетчиков пробуждающийся Китай. Восточный ветер смел со стола авиационные чертежи и обратился к податливым кудрям Щеглова.
Джелал исповедался, наконец, в своих воспоминаниях и получил вольную.
— Китай восстал, горняки держатся. Зачем нам твоя нога?
— А ты тоже так думаешь, товарищ Арт?
— У нас три реальные силы: Советский Союз; английская забастовка, китайская революция.
Сергей подхватил:
— Силы, как и тела, бывают в трех состояниях — твердом, жидком и газообразном! Мы — в твердом состоянии. К черту сонный газ и прокаженный рай!
Еще с полчаса друзья продержались, не сдаваясь весеннему ветру. Это было возможно, пока у каждого не мелькнула мысль навестить Козодоевского. Сергей первый, стыдясь своей слабости, попытал остальных:
— Я вот думаю, какими бы это… гм… дарами природы осыпать беспартийного?
И дары природы были куплены в складчину в кондитерской Моссельпрома. В переулках весна останавливалась, чтобы отдышаться от бега с газетами — слышно было, как она дышит. На подъемах бульварного кольца, у калиток, обращалась к трамваям нежная надпись «Тихо», и мерцали красные именинные фонарики. Дальше прочно громоздились лиловые громады домов. Друзья уже приближались к больнице… Прямо к светлым матовым окнам подступал густой сад; под ногами заскрипел гравий.
— Стоп, ребята! — остановился Сергей, — да ведь сейчас нас никто к Борису не пустит. И поздно, и приема может не быть!
Но Джелал, хитро засопев, потянул Щеглова вперед. У одного из окон узбек присвистнул, и в окно выглянула молодая женщина.
— Галочка!
— Тсс…
— Она уже здесь две недели сестрой служит, — гордо пояснил Джелал, — мы пройдем к Борису.
Пока Галочка горячо объяснялась с дежурным врачом, молодой муж, поощрительно осклабясь, подтолкнул Сергея:
— Посмотри, у меня скоро сын будет.
Сергей сочувственно пожал ему локоть.
Протекция Галины помогла. Врач задумчиво протер очки и выдавил из себя разрешение пройти в палату.
