Мариан Фредрикссон - Книга Каина
– Тебе повезло. Теперь у Шум Эта не будет повода жаловаться на этот брак.
Но Каину не понравилась мысль о ребенке, зачатом в омерзении. И он постарался забыть обо всем.
Натие тоже ждала ребенка, обещая, что теперь родится дочь. И это радовало Каина.
Минуло еще несколько лун; в Ноде вновь наступила весна. В один прекрасный день Каина посетил Син Ака, чей взгляд все еще блуждал, и огорченно поведал, что новая царица плохо переносит беременность.
– Ребенок будто ее отравляет, – говорил он. – Наши лекарства не приносят облегчения, а бог Луны отказывается слушать наши молитвы.
Каину стало стыдно. «Жизнь чужой девочки в башне, должно быть, невыносима», – подумал он. На следующий день он вместе с Натие попытался скрасить ее одиночество. Но она, страшно бледная, даже не смотрела на них, оставаясь в постели.
Ей хотелось только одного: чтобы позвали лекарей из ее родного Шумера.
– Мне кажется, твои жрецы пичкают меня отравой, – шептала она.
Каин пообещал тотчас отправить гонцов за лекарями, и она успокоилась: ее нервные руки перестали теребить одеяло.
Загрустила и Натие, испытывая дурные предчувствия.
Приехали целители и жрецы из Шумера.
– Они похожи на магов, – заметила Нин, жившая теперь в храме, но не утратившая любопытства.
Однако ничто не помогло Хет Се: когда семь лун прошло с начала беременности, она родила сына; ребенок был большим, словно прожил в ней полный срок, но при рождении умер. Сама же Хет Се изошла кровью, без сопротивления позволив жизни вытечь из себя.
Получив известие об этом, Каин почувствовал облегчение, смешанное с чувством вины. Но теперь, когда Хет Се не стало – будто никогда и не было, – жизнь обещала войти в прежнюю колею.
И возможно, так бы оно и было, не прими Каин, верный долгу вежливости, приглашения шумерского двора сказать последнее «прости» умершим, уже подготовленным к погребению.
Пристально посмотрев на ребенка, Каин резко зажмурился, а потом посмотрел еще раз, с ужасом сознавая, что этот ребенок – сын Сатаны. «Это невозможно», – подумал он и вновь оглядел короткие ноги, длинные руки, покрытое черными волосами тело, холмистый лоб и странную морщинку вокруг большого рта.
А в следующий миг истина мечом рубанула по нему, надвое рассекла все его существо: не сын, внук.
На этот раз буря ворвалась в него не жалобным ветром, а бушующим ураганом. Каин оглядел комнату, удивляясь тому, что стоящие вокруг люди не слышат могучего рева, перекрывающего все и вся.
Резко повернувшись на каблуках, он помчался, как загнанный зверь, по башенной лестнице прямо к страже:
– Коня, быстро!
Тут же подвели его черного коня с белой звездой во лбу. Каин вскочил в седло «снял короткую саблю, отдал ее стражу и, удивляясь тому, что слова пробиваются сквозь бурю, распорядился:
– Отдай саблю жене и скажи ей: я вернусь к ночи.
И бешеным галопом, гонимый бурей, умчался к южным горам. Всего пара мыслей сопровождали его: «Там я никому не наврежу. Она поймет, что я хотел сказать, передав ей саблю».
Но самая сильная и тревожная мысль его была о матери, о встрече с ней там, в горах, однажды, много лет назад. Сейчас мать должна прийти к нему. Наконец-то он снимет с нее вину за мрачную тайну отчуждения.
Глава двадцать седьмая
Быстрая езда, прохлада, безмолвие и суровость высоких гор мало-помалу успокоили его. Медленно стихала буря в душе, и Каин шаг за шагом начал возвращаться в себя.
Наконец он достиг того места, с которого много лет назад Бек Нети показывал ему страну и город с высокой башней. Вид изменился, квадраты полей под ним за эти годы приумножились: теперь всю страну покрывала серебряная сеть сверкающих каналов. Ярко розовел зацветший миндаль, а скоро и яблони и черешни оденутся в белую кипень.
У его ног пел ручей, он сам и его конь смогли утолить жажду. Он отпустил скакуна погулять по каменистому склону, на котором кое-где торчали скудные пучки высохшей травы. Сам же продолжал смотреть на раскинувшуюся внизу страну: это ее он облагородил, разбил в ней сады, провел через нее каналы. Да, все же много хорошего сделал он, сын Сатаны.
Недавнее горячее желание потолковать с Евой, взвалить на нее вину за все затихло вместе с бурей.
«Я ведь знаю, возможно, всегда знал, но не решался думать об этом. Я с самого начала был расщеплен на две половины: черную, всеразрушающую, полученную в наследство от отца, и творящую и сильную, доставшуюся от матери, от нодов».
– Нет, – возразила Ева, и он вздрогнул: значит, она все же пришла. Он слышал ее так же ясно, как если бы она сидела рядом. Как и раньше, он скосил глаз в ту сторону, откуда раздался голос, но никого не увидел. И тогда он понял, что уже не может вызвать ее образ, потому что не представляет, как годы изменили ее лицо.
– Что ты имеешь в виду? – спросил он мягко, боясь ее напутать.
– Ты все упрощаешь. Ты сам знаешь, что правившие до тебя цари Нода жестокостью превосходили Сатану. И что его народ жил в свете и радости, которой вне Эдема мы редко достигаем.
Каин кивнул – это была правда.
– Он мой отец?
– Не знаю. Я ведь была всего лишь одной из женщин той стаи, и, возможно, ты начал расти во мне еще до нашего ухода оттуда. Вероятно, он и отец Адама. Адама ведь выбрали в ученики шамана из стаи.
Каин перевел дыхание: да, давно надо было ему это понять, но думал ли он об этом когда-нибудь? Складывал ли все воедино?
– Отец или дед, – сказал он, – это неважно. Но отчужденность, мама, ее корни, наверное, здешние. Я, вероятно, уже новорожденным нес в себе эту всеразрушающую отчужденность.
– Я даже больше скажу: ты пришел к нам слишком рано, мы не были готовы принять ребенка. Потом, уже выросший, ты напоминал мне о том, о чем я мечтала и чего боялась. Я робела тебя, моя любовь к тебе всегда была двойственной, Каин. Она была не менее сильной, чем та, которую я испытывала к другим детям, но она была двойственной.
– Почему я был вынужден убить его, мама?
– Я и об этом много думала. Возможно, связь была так сильна, что требовалось ножом разрубить ее навсегда. Всю свою жизнь ты тосковал по нему, по его жизни, сильной и простой, вне добра и зла. Но уход от такой жизни был неизбежен, Каин. Теперь весь мир завоевал раздвоенный человек, прихвативший с собой тоску по прошлому и сделавший ее своим вечным спутником.
– А гнев, охватывающий меня, и буря, что делает меня безумным, – это его наследство?
– Возможно, – ответила она. – Но его никогда и ни в чем нельзя было упрекать, и ему самому не в чем было упрекать себя. Он безвинен, Каин.
