Виктор Смирнов - Искатель. 1967. Выпуск №4
И снова стал считать шаги, затылком чувствуя взгляд немца. Но тот ничего не спрашивал. Он просто стоял и смотрел, привыкнув, видимо, к тому, что из тыла в сторону русской обороны часто уходят молчаливые разведчики.
Взошло солнце, а ветерок согнал туман. Далеко впереди засинел лес.
— Догоним парня, — сказал Федор в спину Николаеву.
Тот, не оборачиваясь, прибавил шагу.
Когда они подошли к молодому солдату совсем близко, Федор проговорил довольно громко:
— А говорил, «боюсь»… Слышишь, солдат?
— Я все не верю, что прошли, — через плечо ответил парень и шмыгнул носом.
— Не прошли еще… Но пройдем. Скоро вторая застава?
— У выхода из болота. Вон там, у леса, — весело сказал молодой солдат.
Николаев спросил:
— Как тебя зовут?
— Иваном. Пестриков Иван, — и он обернулся, показав свое избитое лицо.
— Вот что, Иван Пестриков, — приказал Федор, — иди вторым.
— Пусть уж третьим, товарищ сержант, — попросил Николаев и добавил: — Я не о тебе забочусь, Федор.
Впереди, километрах в пяти, находится немецкий пост, охраняющий тропу. Никто с полной уверенностью не знал, есть ли там радиостанция, оповещены ли фашисты на посту о том, что идущие по тропе — русские. Ведь трупы немецких разведчиков могли быть уже найдены. Ну, а если даже не найдены? Что стоит наблюдателю при их приближении посмотреть в бинокль? Если не сразу, то через некоторое время немецкий наблюдатель заметит избитое лицо Пестрикова или маскировочный халат Федора. И это может быть намного раньше, чем они подойдут на гранатный бросок.
Пестриков оказывался третьим лишним.
Однако Федор чувствовал, что не сможет приказать этому парню остаться здесь, пока они дойдут до заставы на краю болота и уничтожат ее гранатами. Кроме того, что будет делать он один, беззащитный, в тылу у немцев? Он не сможет остаться один, хоть убей его. А идти вместе — значит увеличить риск быть узнанными заранее. Пестрикову нельзя приказать отстать, запрятать под балахон свое лицо — это вызовет у дежурных заставы если не подозрение, то любопытство.
Они должны пройти это болото и доставить во что бы то ни стало документы в штаб.
А Пестриков шел позади и болтал разную чепуху. Он болтал до той поры, пока Николаев не заметил на закраине болота фигуру часового и стоящий на турели пулемет.
— Заткнись, Ваня! — попросил Николаев сквозь сжатые зубы.
Несколько шагов они прошли молча. Потом Пестриков сказал:
— Куда же я свою морду дену? Вон он в бинокль на нас смотрит.
Федор промолчал, но на душе у него стало спокойнее: все они поняли друг друга.
* * *«А с высоты земля выглядит картой-двухверсткой», — подумал Федор, глядя в иллюминатор. Деревья казались спичками, горящими ярким зеленым пламенем. Дома — коробочки с красными черепичными крышами. Потом пошли леса, покрытые, словно пухом, свежей весенней зеленью. Рыжее пятно — болото с пожухлой травой.
«Может, это то самое? — неожиданно мелькнуло в голове Федора. — Нет. То много севернее, пожалуй…»
Он окинул взглядом лица своих спутников.
«Вот какая она, Победа! — и сам Федор радостно и широко улыбнулся какому-то незнакомому лейтенанту. — А я все никак не мог себе ее представить. Победа — значит спокойствие и радость на лицах, забвение постоянного напряжения, что вот… не свистнет, а угодит в тебя пуля, ударит огненный столб разрыва рядом или скрытая в траве мина, как та, которая оторвала ногу Николаеву, и я, тоже раненный, тащил его на длинной еловой лапе, привязав двумя солдатскими ремнями.
Вот они сейчас летят и не думают, что выскочит из-за тучи «мессер» и они рухнут вниз.
Или вот, как Пестриков… Тогда они подошли к заставе на бросок гранаты и уничтожили врагов, которые дежурили у пулемета, Они думали, что это все. Однако из лесу выскочили сразу человек десять ошалелых фашистов. Пестриков посмотрел на них, подошел к пулемету, дал очередь. И сказал:
— Идите, дяденьки…
Так и сказал:
— Идите, дяденьки. Машинку эту я знаю. Патронов достаточно. Я прикрою. Только вы к лейтенанту Песне сходите. Первый взвод, первой роты, третий батальон, — он назвал номер полка, дал еще одну очередь, и Федор увидел, что Пестриков умеет обращаться с «машинкой». — Вот и скажите лейтенанту Песне, что я хоть и сопливый… Слышал я, назвал он как-то раз меня так… Но не сукин сын… Так и скажите. Чтоб не думал никто обо мне худо.
В глазах у него стояли слезы.
— Еще бате и мамке напишите. Адрес у лейтенанта, — заторопился Пестриков и крикнул: — И уходите, уходите, разведчики! Пока я добрый! А то сил не хватит…
Стрельба смолкла, когда они, сделав большой крюк по закраине болота, вышли в лес и, тыкаясь в разных направлениях, пытались найти проход к своим. Но в лесу было полно вражеских солдат. Тогда вернулись к болоту, заночевали там и опять целый день искали прохода. Вот тогда и нарвались на мину. И прошло еще трое суток, прежде чем Федору вместе с умирающим Николаевым удалось-таки выбраться к своим.
Это было подобно чуду, потому что, раненный сам, Федор едва соображал, как он поступает.
И вот девятнадцатого января весь госпиталь гудел как улей, и каждый раз, когда передавали по радио «В последний час», размеренный и торжественный голос Левитана произносил:
«Войска Третьего Белорусского фронта, перейдя в наступление, при поддержке массированных ударов артиллерии и авиации прорвали глубоко эшелонированную оборону немцев в Восточной Пруссии и, преодолевая упорное сопротивление противника, за пять дней наступательных боев продвинулись вперед до сорока пяти километров, расширив прорыв до шестидесяти километров по фронту…»
Федор лежал с закрытыми глазами и видел перед собой ту самую дорогу, на которой они подорвали бронетранспортер и добыли план фашистской обороны. И теперь по этой дороге шли наши «тридцатьчетверки».
Ему больше ни разу не пришлось ходить в разведку. Федор прибыл в часть в день своего рождения — третьего мая. Его вызвал командир дивизии.
— Опоздали, товарищ старший сержант! — смеясь, ответил генерал. — Я не ошибся, товарищ старший сержант! Старший! Третий орден получаешь — Золотую Славу. А с ней и внеочередное звание, — прищурив глаз, генерал присел на край письменного стола и доверительно спросил: — Ну, война кончилась, так открой мне свою военную тайну.
— Какую, товарищ генерал?
— Сколько тебе лет?
— В моем возрасте вы, товарищ генерал, командовали ротой у Азина, когда тот ликвидировал эсеровский мятеж в Казани…
