Поль д'Ивуа - Тайна Нилии
Сильное волнение овладело Жаком. До сих пор он скрывал свое глубокое чувство к этому прелестному ребенку. Теперь сдержанность покинула его, и нежные слова любви сорвались с его губ.
— Простите, Нилия, простите меня! Я без сил, без мужества и не могу владеть собой! Я не хотел открывать вам моей тайны, хотел дождаться победы, мира, освобождения народа, чтобы сказать вам все, открыть вам дорогую мечту моего сердца…
Он остановился, задыхаясь.
Нилия смотрела на него, смущенная, неподвижная.
Жак продолжал с возрастающим волнением:
— Нас ожидает смерть. Я не хочу, чтобы вы умерли, не зная, как глубоко я люблю вас! Я мечтал, Нилия, быть вашим нежным, преданным мужем! Но судьбе неугодно это, я недостоин подобного счастья; вы, кроткий ангел, пожалейте и будьте снисходительны ко мне. — Он замолчал и вскрикнул. Бледная, как смерть, Нилия опрокинулась назад, закрыв глаза. Жак схватил ее руки, и, сжимая их, весь дрожа, с отчаянием воскликнул:
— Нилия, простите! Я оскорбил вас! Что с вами?
Она отвечала странным монотонным голосом:
— Спрашивай меня! Я скажу тебе правду. Все мое существо повинуется тебе, как прежде доктору Кауфману!
— Что вы говорите? — пробормотал пораженный Жак.
— Доктор Кауфман купил меня, как рабу, чтобы подчинить гипнотическому сну. Он пользовался моей способностью ясновидения, помогал лорду Биггену, завоевал его доверие, получал отличия и деньги!
— Теперь?
— Теперь моя душа принадлежит тебе! Приказывай, я повинуюсь, спрашивай, я отвечу!
Молодой человек схватился за голову. Неожиданность происходящего потрясла его.
— Спрашивай, — повторяла она, — спасение возможно, прикажи мне видеть!
Жак пробормотал против воли:
— Ты должна видеть, я этого хочу!
С минуту лицо Нилии выразило напряжение, потом улыбка заиграла на ее губах.
— Я вижу, — произнесла она, — вижу армию черных солдат. Они близко, один день пути к востоку. У них ружья, пушки…
— Один день пути?
— Да. Это абиссинские воины, под командой рас Маконена!
Жак печально покачал головой.
— Так, — вздохнул он, — слишком далеко!
— Нет!
— Как нет?
— Мы присоединимся к ним завтра!
— Мы?
— Да.
— Каким образом? Говорите, Нилия, ради Бога!
Жак снова схватил руки своей спутницы. Она слабо вскрикнула.
— Нет, мне так больно. Спрашивайте тихо. Моя душа принадлежит вам, верьте мне!
Жак сдержал свой порыв и тихо спросил:
— Можем мы спастись от англичан?
— Можем.
— Когда?
— Как только наступит ночь.
— Каким путем?
— Через скалу, которая находится на границе площадки с востока.
— Через скалу? — повторил Жак, — но это невозможно. Стена утесов слишком высока.
Нилия покачала головой.
— Под утесом есть пещера!
— Пещера?!
— Можно спуститься с помощью веревок.
— А потом? Потом? — спрашивал Жак.
— Вода проточила утес, — тихо продолжала молодая девушка, — из фота тянется мрачный коридор, который заканчивается в горах. Путь тяжел, опасен, но я вижу абиссинский лагерь! Мы все, все будем там! — Помолчав немного, она добавила: — Я устала! Разбуди меня! Отныне, я твоя вещь! Когда ты захочешь знать, что происходит вдали, возьми мои руки и скажи: Спи! Я усну и увижу все, что ты захочешь!
— Проснитесь! — пробормотал Жак.
Веки молодой девушки поднялись, она медленно приподнялась и остановила ласкающий взор на Жаке.
— Вы сказали, что ваша мечта — быть моим мужем. Да благословит вас Бог за эти слова! Бедная невольница будет счастливейшей женщиной. Я также мечтала посвятить вам свою жизнь!
Нилия продолжала разговор, прерванный сном, и ничего не помнила, что произошло с ней во время сна.
Жак, сияющий, счастливый обладатель тайны, составлявшей когда-то силу Англии, побежал к Роберу и сообщил ему все, что случилось.
Не теряя минуты, француз отправился к краю утеса, наклонился и внимательно исследовал стену. Торжествующий крик вырвался из его груди: в центре гранитной стены он заметил черную трещину.
Нужно было дождаться ночи, чтобы проверить. Как долго тянулся день!
Измученные жарой, жаждой, с пустым желудком, с пересохшим горлом, путники терзались надеждой. Они легли в тени деревьев и заткнули себе уши, чтобы не слышать журчанья ручья, который неотразимо привлекал их к себе.
Один из солдат, доведенный до отчаяния, схватил ружье и прицелился в английский лагерь. Робер и Жак едва могли успокоить его и уговорить. Нужно было обмануть англичан.
Солнце медленно спускалось к горизонту, окрашивая пурпуром пески. Осажденные с трепетом ждали ночи. Минуты медленно тянулись; сгустились сумерки. Наконец наступила ночь.
Их охватила лихорадочная активность. Все встали и собрались у края пропасти.
— Друзья мои! — сказал Робер. — У вас есть веревки, свяжите их крепче, и сэр Жак спустится в пропасть, чтобы разузнать дорогу.
— Я? — возразил Жак. — Почему не вы?
— Потому что начальник отступает последним. Молчите и повинуйтесь!
Тон Робера не допускал противоречия.
Жак подчинился и обвязал себя веревкой, один конец которой зацепили за утес, а другой держали два солдата.
— Готово! — скомандовал Лаваред.
Жак лег на землю и, цепляясь обеими руками, медленно соскользнул в пространство. Минута была торжественная. Присутствующие были взволнованы. Быть может, этот, висевший над пропастью человек, найдет смерть вместо спасения?!
Нилия, вся дрожа, следила за веревкой.
— Опускайте! — крикнул Жак.
Солдаты крепко уперлись в утес ногами, присели, руки их вцепились в землю, и молодой человек исчез в глубине.
Прошло несколько секунд. Из пропасти раздался голос:
— Стоп! Держите крепче! Я должен балансировать, чтобы попасть в пещеру!
Еще через минуту он крикнул:
— Спускайтесь! Есть проход! Все верно!
У всех вырвался радостный крик. Сначала спустили Нилию, за ней последовали все остальные. Робер остался один на площадке. Он притянул к себе веревку, обвязался ею, связал оба конца крепким узлом, зацепил их за утес, потом обвел взглядом равнину, озаренную огнями английских бивуаков, и скользнул в пропасть. Через минуту он находился на узкой площадке, среди своих спутников.
Прежде всего, француз снял с себя веревку, развязал узел и вытянул ее всю к себе. Таким образом, англичане никогда не узнают, каким путем ушли осажденные!
Он думал и помнил обо всем, этот французский буржуа, сделавшийся генералом.
Зажгли факелы; Лаваред пошел впереди, и весь отряд углубился в темный коридор. Сначала он был широк, потом сузился и превратился в трубу, по которой беглецы ползли на руках и на коленях.
