Теодор Константин - В полночь упадет звезда
— Кто его знает! — как всегда насмешливо, возразил Барбу Василе.
Пелиною Влад набросился на него:
— Невозможный ты человек, Барбу. Из всех нас тебя одного не трогает это свинство. Ну, допустим, ты не любишь Улю. Но дело-то ведь не в самом Уле, Меня возмущает строгость наказания. Говорят, генерал собирается его разжаловать. Этим возмущены все. Даже господа офицеры, которые не очень-то любят нас — краткосрочников, такого же мнения.
Томеску Адриан поддержал его:
— Что меня поражает, так вот это абсурдное решение генерала. А он на меня всегда производил впечатление честного человека, который…
Мардаре Ион прервал его своим смехом:
— Зря удивляешься! Ты что, не понимаешь, что генерал и не думал его так наказывать, а что всё это дело рук «факира»?
— В этом-то можно не сомневаться, — сказал Пелиною Влад. — Я еще удивлен, что Улю не предали военно-полевому суду.
— Ого! — возмутился Бурлаку Александру. — Только этого не хватало! Честное слово, во всей этой истории столько же темного, сколько и смешного. Подумайте только! Приходишь ты в деревню, размещаешься в каком-нибудь доме. И тебе попадается красивая бабенка, которая так и крутится вокруг, глазки тебе строит, давая понять, что она непрочь… А ты что должен делать? Нахмуриться и этак сердито отвадить ее: «А ну-ка, голубушка, не крутись около меня, ничего у тебя не выйдет. Я твердокаменный». Черт меня возьми, если может быть что-нибудь смешнее.
— А как с приказами? — спросил Барбу Василе, стараясь проткнуть тупым шилом стопку бумаг.
— Какими приказами?
— Приказами генерала, запрещающими всякую связь с местным населением.
— То, что такие приказы изданы, — это одно. А как их истолковывать — это другое. Я согласен, что такие приказы необходимы. Солдату нельзя позволять дурака валять. На войне не всегда проявляются лучшие качества человека. Никто не собирается поощрять мародеров или насильников. Но если женщина сама охотно идет тебе навстречу?…
Барбу Василе искривил губы в насмешливой улыбке. Она должна была обозначать полнейшее его превосходство над собеседником, до спора с которым он снизошел.
— Если судить о вещах отвлеченно, то ты как будто и прав. В конце концов история показывает, что разные народы понимали и понимают гостеприимство по-разному. Во имя священного гостеприимства женщина принимает в доме и кормит усталого и голодного путника. И во имя того же самого священного гостеприимства она приглашает тебя разделить с нею ложе. Ты прав: почему ты можешь принять обед и во имя чего отказываться от ложа? Как будто ничто не оправдывает разное отношение к этим вещам. И всё же… Известно, какую важную роль играет теперь на войне хорошая разведка. Некоторые даже склонны думать, что в нынешней войне побеждает именно тот, у кого лучше поставлена служба информации. И… подумай сам: женщина приглашает тебя обедать. Ты, конечно, соглашаешься. Потом она ищет твоих ласк. Что же, не отказывать же ей? А потом она — эта женщина — лежит, прижавшись к твоей груди, и мурлычет словно кошка. Известно, что все они очень любопытны. И твоя «кошечка» начинает расспрашивать тебя. На вид все вопросы совершенно невинны: «…Как тебя, милый, зовут?… И красиво на твоей родине?… И огурцы у вас тоже растут?… А капусту у вас женщины сажают? Красивые они у вас? Ты не женат?… Зато у тебя наверное есть милашка! Бедняжка, как она, должно быть, соскучилась по тебе! И неудивительно. По такому мужчине, как ты, женщины наверное всегда скучают. Какая это ужасная вещь — война… Ты, вероятно, в пехоте?… Да?… Пехоте хуже всех достается…» Мардаре Ион расхохотался:
— Не утруждай себя больше, дружок! Всё это известно: шпионка в ситцевом платочке и сапожках, от которой вместо духов попахивает немного конюшней. Что ты скажешь, «старик»? Как же, черт побери, распознать ее под этой маской?
Бурлаку Александру недоуменно пожал плечами и ничего не ответил.
Но Барбу Василе спокойно возразил:
— Не во всех случаях нужна опытная шпионка, дорогой мой. Одни сведения подхвачены здесь, другие там, и, взятые сами по себе, они ничего не стоят. Но вся эта «постельная информация», собранная в каком-то едином центре, может составить весьма ценную картину, которая нередко решает исход битвы. Рассмотрев проблему с этой точки зрения, я считаю, что наш Уля заслуживает наказания.
— Но ведь все твои рассуждения чистейший идиотизм! — горячо запротестовал Пелиною Влад. — Ты вот что прими в расчет: кто не умеет держать язык за зубами, тот болтает с женщиной не только в постели, но даже тогда, когда она поднесет ему стакан воды, чтобы напить-ся, или кружку молока. И потом — какой смысл во всей этой теоретической болтовне? Ведь речь-то идет о совершенно конкретном случае. Неужели ты считаешь, что какая-нибудь женщина способна заставить Улю болтать? Я в это не верю. И наверное никто из нас не верит, кроме тебя, Барбу.
Появление сержанта Тондикы, писаря из управления штаба дивизии, положило конец спору.
— Здорово! — поздоровался он, входя в рабочую комнату.
— Каким ветром тебя к нам занесло, Иоан? — спросил его Томеску Адриан.
— Господин капитан Медреа приказал, чтобы все явились после работы в управление с подсумками и винтовками.
— А чего там стряслось, брат? — поинтересовался Бурлаку.
— Не знаю. Господин капитан сам хочет провести проверку.
— Под таким дождем!.. Другого дня, получше, он не мог выбрать? — заметил Мардаре Ион.
Сержант Тондикы пожал плечами:
— Дождь дождем — а приказ есть приказ! Может, до обеда еще прояснится. Кстати, не забудьте побриться и начистить ботинки.
— Что ты говоришь? У нас что — инспекция? — спросил Пелиною Влад.
— Не думаю.
— А что же?
— Я же вам сказал, что ничего не знаю.
Мардаре Ион настаивал:
— Что ва чертовщина, Иоане! Кто тебе поверит, что ты не знаешь? Давай не рассказывай нам сказок. «Не знаю!» Меня ты не проведешь. Может быть, заключено перемирие и нам это хотят официально сообщить? Выкладывай, нечего издеваться над нами!
Сержант Тондикы был, в сущности, совсем неплохим, хотя и несколько педантичным человеком. Дружеский тон Мардаре Иона сделал его более уступчивыми
— Я вижу, что так просто мне от вас не отделаться. Точно-то я ничего не знаю, но думаю, что с вашим Улей плохо дело.
— Его разжалуют?
— Очень боюсь, что да!
— Значит, верно говорили…
— Только прошу вас… Пока ведь официально ничего нет… Знаете, мне бы не хотелось, чтобы узнали, что я прежде времени…
Бурлаку Александру поспешил его успокоить:
— Не бойся, Иоане. Мы все будем немы как могила! Сержант Тондикы собрался уходить:
