Эллестон Тревор - Полет «Феникса»
— Мы об этом не подумали, — продолжал свою игру Моран: теперь не важно, что говорится, все это забудется. Важно улететь, пока в них ещё теплится жизнь. — Мы в ваших руках, Стрингер.
— Конечно! — Наконец он снизошёл до того, чтобы прямо посмотреть в лицо штурману. — Беда в том, что и я в ваших руках. Если бы я обладал силой десятерых мужчин, я бы уже закончил машину. Но мне остаётся только полагаться на вас — а вы ненадёжны. Если мы возобновим работу, вы опять бросите её под каким-нибудь предлогом. А я не могу так работать, ведь вся конструкция заключена в моей голове, и я легко могу потерять нить. Хотел бы, чтобы до вас это дошло, мистер Моран.
Он говорил тихо, но другие должны были их слышать. Впрочем, теперь это было не важно.
— Понимаю вас. Не могу говорить за всех, но обещаю, что с этого момента и до окончания строительства вы можете рассчитывать на меня.
В конце концов, смысл в словах Стрингера был: постройка аэроплана требовала особых знаний. Пилоты вроде Таунса давно позабыли чистую теорию, которой владел Стрингер, если вообще знали её. И опять Моран спросил:
— Ну, так сколько времени нам потребуется?
Трудно было сказать, продолжает ли Стрингер дуться, или действительно считает. Молчание длилось долго, наконец конструктор изрёк:
— Мне нужно сделать расчёты, мистер Моран.
— Скажите хоть приблизительно.
Стрингер принялся чертить пальцем ноги на песке. Моран отошёл. Стоя под крылом, он прочитал выведенное на нем слово: «Феникс». Опять припомнился Лумис: именно он, с присущей ему душевной тонкостью, нашёл точное имя для всех их надежд. Через минуту Моран вернулся к Стрингеру. Тот не шевельнулся.
— Итак, сколько? — потребовал ответ Моран.
— Неделя.
«Двадцать пятые сутки. Ночью возобновляем работу. Я не поверил своим ушам, когда Стрингер сказал, что мы можем закончить самолёт через неделю. Всех так сразило то, что случилось с Харрисом и Лумисом, что мы потеряли всякую надежду. Улететь отсюда через неделю! Настроение радостное!»
Сержант Уотсон сидел в жаркой кабине. Крутил ручку генератора. Вызвался сам, как только услышал новость. В голове пульсировало, сильно болел нос, запёкшаяся кровь клочьями висела на бороде, как рваная чёрная маска. Но он не сердился ни на пилота, ни на кого другого в мире. Харрис был мёртв. Если они когда-нибудь выберутся отсюда, то он возвратится, расквитавшись со своим прошлым. Ведь ещё два дня назад он был близок к тому, чтобы застрелить мерзавца, а это было бы убийство. Совсем тронулся — от жажды, конечно. Теперь совсем другое дело. Если они выберутся отсюда, ни один из этих парней не станет затруднять себя доносом о маленьком бунте. Не их это дело. Кругом будут одни розы — если только они выберутся. Главное — без проклятого Харриса.
Сержант Уотсон!
Заткнись! Ангелам расскажешь.
Мерно рокотал генератор.
Под пологом Кроу и Белами дожидались, когда солнце сядет на дюны. Все было наготове: испаритель, ещё два контейнера, которые они сделали из листов обшивки, и арабский нож, купленный Белами на рынке перед отлётом домой.
До этого долго совещались — все, кроме Стрингера, занятого установкой рулевых тяг. Пришли к мнению, что если им суждено выжить ещё неделю, то должна же за это время хоть раз выпасть роса. В баке оставался двухдневный запас. Плюс пара пинт жидкости из павшего верблюда. Больше ничего. К левому баку с охлаждающей жидкостью прикасаться нельзя. Сегодня, по дневнику Белами, понедельник. Они продержатся до утра четверга, когда бак окажется сухим и выдачи не будет. После этого смогут протянуть без воды день, в лучшем случае — два. Но уже в четверг ночью работа прекратится: это будет выше их сил.
Итак, в пятницу наступит конец — если не будет росы.
— Будет, — сказал Кроу, — Должна быть.
После того как Стрингер сказал: «Неделя», — все разделяли его одержимость. Теперь ничто не могло их остановить. Лумиса и капитана нет
— говорить о них больше нет смысла. Надо думать о себе.
— Мне нравится ваша вера в провидение, — возразил Белами. — Но она нам не поможет. Мы должны исходить из того, что росы всю неделю не будет
— такое ведь раньше бывало. — Он отвёл Кроу туда, где их не могли слышать, и сказал, что нужно делать. И вот теперь они ждали, когда сядет на дюны солнце.
Птицы проплыли с юга — десять-двенадцать птиц, — снизившись и делая круги над восточным гребнем.
Кроу их видел, ни молчал. Когда жара ослабла и можно было идти, он обратился к Уотсону:
— Дай нам на пару часов пистолет. На время. Получишь обратно.
На обезображенном лице сержанта мелькнула тревога:
— В чем дело?
— Так, ничего. Просто мера предосторожности.
— Зачем он вам нужен?
— Пострелять птиц.
Уотсон видел стервятников. Он протянул пистолет. До заката оставалось два часа, когда они покинули базу. Морана предупредили:
— Если мы не вернёмся до семи, зажгите огонь на дюнах, для ориентира.
Миновав гряду, оказались в бесконечной пустыне. Каждые пять минут делали остановки и ямки в песке: не хотелось рисковать, когда осталась всего неделя.
Пятьдесят минут, по часам Кроу, понадобилось им, чтобы дойти до места. Испаритель и два контейнера, даже пустые, были для них тяжелы, напоминали об истощённости. Они молчали: разговор затрудняла боль во рту, да и не о чем было говорить.
Стервятники заметили их, заволновались — то, каркая, взмывали вверх, то снова падали на труп верблюда. Некоторые птицы готовы были напасть и на людей, но в последний момент уходили вбок и возвращались к стае с захлёбывающимися от ярости окровавленными клювами.
Как колокол, загремел испаритель, когда Кроу застучал по нему длинным ножом, и птицы поднялись в воздух и сгрудились в одно чёрное облако. Лапы с выпущенными когтями предвещали атаку. Доносившиеся сверху крики перекрывало громыханье банок. Белами уже приходилось видеть стервятника вблизи, — как-то этот шакал пустыни залетел в Джебел, — но никогда ему и в голову не могло прийти, что будет когда-нибудь суждено схватиться с ним за добычу. Эта мысль заставила его содрогнуться: они с Кроу дошли до уровня животных — не льва даже, а бродячей собаки.
Кроу кричал, гремел над головой банками. Птицы кружились футах в пятидесяти над трупом, выжидая удобного для атаки момента и прикидывая силы врага: им случалось встречать в затерянных местах людей, не способных поднять руку от слабости, и они предвкушали кровавое пиршество.
Сверху сыпался помёт, оставляя белые пятна на верблюжьей шерсти. Кроу отбросил банку и разрядил пистолет в самую гущу переплетённых крыльев — на землю упали две чёрные птицы. Белами схватил ближнюю, ударил ножом по голой белой шее и, крепко держа ненавистное тело, положил птицу сверху бака. Не дожидаясь, пока из неё вытечет кровь, бросился за другой, лихорадочно орудуя ножом, не давая себе ни мига передышки.
