Борис Солоневич - Рука адмирала
Митька был радостен. Потирая ссадину на кулаке, он ходил по тюремной камере и не отвечал на расспросы других арестованных.
— А здорово я ему въехал, тому сукину сыну, бормотал он… Руку, вишь, вздумал выворачивать, сволочь… А Сережик все таки тута!..
***Странную сцену на поле видела не только сотня тысяч глаз зрителей стадиона. Видела ее и пара черных суровых глаз маленького человека, сидевшего в скрытой ложе, окруженной со всех сторон охраной из переодетых чекистов. Это был начальник ОГПУ Берия.
Когда молодого человека унесли на носилках, он повернулся и коротко сказал дежурному сотруднику.
— Узнайте, в чем там было дело.
Через несколько минут ему доложили:
— Товарищ начальник. Там какой то беспризорник собирался к футболистам пролезть… Его задержали…
— Ну? с нетерпением спросил Берия. Я это и сам не хуже вашего видал. А кто его задерживал?
Дежурный замялся.
— Ну? опять с нетерпением опросил грузин.
— Это — инструктор «Динамо», Градополов. Брови чекиста поднялись в сильнейшем удивлении.
— Как — Градополов? Наш чемпион по боксу?
— Он самый, товарищ начальник.
— А тот беспризорник?
— Увезен в милицию.
Сухое желчное лицо грузина усмехнулось.
— Вот те на… Нок-аут[41] чемпиону СССР от беспризорника! И, главное, публично!.. Ха, ха, ха… Вот что: передайте от моего имени этого беспризорника в «Динамо»[42]. Может быть, это какой нибудь самородок окажется…
— Есть, товарищ начальник.
28. «Чудеса в решете»!
Часа через два, вымытый, одетый в чистое, накормленный, Митька был приведен в какой то кабинет на Лубянке.
Видавший виды паренек был смущен. Он за эти два-три часа поездил на автомобилях столько, сколько он не наездил за все свои немногочисленные годы прошлого. Он не только был сыт, но с ним обращались вежливо, и даже с каким то оттенком юмористического дружелюбия. Человек, перед которым он теперь стоял, носил на воротничке своего военного мундира четыре ромба, то-есть — Митька знал это — был в чине командующего армией. А ему то и всего было лет около 30. И он тоже смеялся… Чего они все от него хотели?
— Нет, это прямо умора была… Правда, Лапин? Перед всем стадионом. И ведь какой нок-аут?.. Начисто срезал!.. Ха, ха, ха…
— И кому, главное? Самому Гра-до-по-ло-ву… У него в прошлом чуть ли не полсотни побед нок-аутамн… А тут?..
Оба собеседника опять залились смехом, глядя на смущенное лицо Митькн.
— Ты не бойся, паренек. Тебе ничего, кроме хорошего, не будет. Что ты там делал на стадионе?
— А я там брата своего увидал.
— Брата?
— Ara… Сережу.
— А по фамилии как?
Мальчик замялся. Чекисты переглянулись.
— Ну, ладно. Врать, видно, ты еще плохо умеешь. А ну ка, согни руку.
Чекисты пощупали его мускулы.
— Ого!.. Упругость зверская. Вероятно, и качество аховое. Быть ему чемпионом… Если правильная тренировка, конечно…
— А сколько тебе лет?
— А я точно и не знаю. По зубам, как у лошади, в зеркале не видал. Годов с 15, верно, уже набежало…
— Так сказать, «дефективный переросток», смеясь сказал Манцев. Но паренек крепкий. Вероятно, наследственность хороша: от него деревней за три версты несет… А как тебя звать?
— А Митька.
— Дмитрий… А по фамилии?
— Не знаю… Меня Митькой Рыжим завсегда звали. А фамилию свою я уж и не помню.
— Это, так сказать: «не помнящий родства, губернии Небывалой, уезда Незнаемого, деревни Безымянной»… Таких ребят теперь много… А, скажи, тебе драться часто приходилось?
— Драться то? А почитай — все время. В нашем деле без драки — нельзя.
Чекисты опять засмеялись.
— Почему это: нельзя?
— А потому: кажный норовит обидеть. Тот вот, например, парень, что на стадионе. Ну, пусть по хорошему, как человек волочил бы. Он сильный. А то руку, стерва, выкручивать стал. Разве ж люди так делают?
— Так ты ему за это и смазал?
— А то за что ж? Пущай помнит Митьку Рыжего. Не замай наших!
Опять хохот овладел чекистами.
— Ай да находка!.. Таких — не трогай… А интересно вызвать сюда Градополова… Пусть с «крестником» покалякает.
Он взял трубку телефона.
— Дайте стадион «Динамо»… Стадион?.. Говорит Манцев. Скажите, где Градополов… Что?.. Да не может быть?.. В Бутырской больнице?.. Хорошо… Больше ничего…
Когда Манцев повернулся к Лапину, лицо его было серьезным.
— Знаешь, медленно проговорил он… У Гра-дополова сломана челюсть.
Лапин высоко поднял брови.
— Челюсть? Чорт побери… Да как же так?.. Митька злобно усмехнулся.
— А так ему и надо. Пущай в следующий раз не выворачивает рук. Я ему хорошо подъехал под энту вот пупочку! (Он показал на угол нижней челюсти).
— Так ты, значит, знал, куда надо бить?
— А то как же? самоуверенно ответил беспризорник. Раз уж я бью в этое место — могила. Дам раза и с катушек долой!
Оба чекиста внимательно посмотрели на него.
— Та-а-ак, задумчиво проговорил Манцев и позвонил.
— Возьми этого мальчика в буфет и покорми, сколько в него влезет, сказал он вошедшему секретарю. Это — не политический, улыбнулся он в ответ на вопросительный взгляд.
Когда чекисты остались одни, Манцев с беспокойством сказал:
— Сломанная челюсть… Это значит: Градополов месяца на три вышел из строя. А тут через месяц матч с Турцией. Как быть? Градополов был нашей основной ставкой… Неужели этот шибздик — такой талант? Или просто случайность?
— А мы это проверить можем, Манцев. Давай, я его вечером свезу в «Динамо», дам доктору Полакк осмотреть, а потом к Спарре на ринг. Сразу и эыяснится — липа это, случайность или талант.
— Ну, добре. Займись, пожалуйста, этим, Лапин. Чорт его знает — может быть, и в самом, деле придется этого парнишку вместо Градополова выпустить… Возрастом только он не вышел. Раньше 18 лет — правила не разрешают на состязаниях выступать.
— Эва, не в правилах дело! Мы ему паспорт с любым годом рождения дадим! А по своему физическому развитию он много старше своих лет выглядит. Да и легчайшая категория. Я иного боюсь, товарищ Манцев. А что, если он в азарте боя въедет арбитру в зубы или даст противнику головой в живот? Что тогда? Осрамимся, ведь! Скажут: «СССР своих дикарей на интернациональные матчи выставляет»… Срам!
— Ну что ж? Надо рискнуть! Мне он показался пареньком сообразительным. Дай Спарре спец — задание. Пусть кормит этого Митьку до отвала, никуда пока не выпускает и тренирует во всю. Я думаю, из всего этого что нибудь да выйдет… А знаешь, Лапин, эта вся история сколько отдыха мне принесла! После всех наших приговоров, да процессов — Митька этот — как свежая струя.
