Борис Солоневич - Рука адмирала
Обзор книги Борис Солоневич - Рука адмирала
Рука адмирала
Авантюрный роман из жизни советской молодежи
Нам песня строить и жить помогает,
Она нас к счастью зовет и ведет.
И тот, кто с пешей по жизни шагает,
Тот никогда и нигде не пропадет…
Вперед!
От автора
Прошу читателя не искать в этой книге социально-политических тем или развязки тонких и путанных «психологических узлов».
«Рука адмирала» — это просто, жизнерадостно-авантюрный роман из жизни современной подсоветской молодежи, тех юных душой, бесшабашных «неунывающих россиян», которым (даже и в трезвом виде) — «море — по колена» и «сам чорт — не брат!», И для которых — вопреки «советской обработке» — мощное величественное слово «РОССИЯ» всегда полно неумирающей силы и неувядающего очарования…
Глава I
Звенья таинственной цепи
1. «Историческое решение № 1»
— Ишь, как чешет! Что твой парjвоз! Вот су-у-у-укин сын!.. Мотает[1] то как? А? Глянь — ко: бека обошел, как стоячего, да еще и с катушек срезал…[2] А ну?
Глухой характерный звук сильного удара по футбольному мячу пронесся по затихшему стадиону. Вслед за ним раздался свисток судьи и грохот апплодисментов. Это был уже третий гол, забитый студентами Москвы сборной команде Севастополя.
— Вот это вдарил, что надо! опять восторженно взвизгнул мальчишеский голос. Прямо, как c пушки!
— Ну — это что? Тута не в пушке дело, а в том, что в голу шляпа стоит. Этот мяч очень Даже можно было б переймать!
— Ишь ты какой вумный выискался? Прямо тебе, как Ленинские штаны. Ты бы сам, небось, взял бы? А?
— А ты что думаешь? Может, и взял бы!
— Эх ты, трепло рыжее. Слабо тебе! Перепалка продолжалась. Головы мальчиков с азартом повернулись друг к другу, и футбольный матч был временно забыт.
Опытный наблюдатель советской жизни сразу безошибочно классифицировал бы владельцев этих двух взлохмаченных голов. Примостившиеся над краем большого полуразрушенного каменного забора ребята были типичными представителями, мира беспризорников — детей, потерявших дом, семью, родных, и выброшенных на голодную грязную советскую улицу.
Старший из них, более крепкий и крупный, лет этак 14–15, с большой копной огненно — рыжих волос, был одет в длинные рваные брюки, доходившие ему до подмышек и поддерживаемые остатками скрещенных на груди и спине помочей. Рубашки у него не было. Другой мальчик, худой и, видимо, болезненный, с тонким изсиня бледным лицом и голубыми глазами, красовался в женской кофте и коротких штанах. Обе они были без шапок и босые. Было видно, что им нипочем ни холод, ни жара. Мальчики сидели на самом солнцепеке (матч был Назначен на предобеденные часы, чтобы отвлечь, молодежь от посещения церкви), но жаркие лучи южного солнца не мешали им с жадным интересом смотреть на состязание и с азартом спорить.
Внизу под забором, в тени, лежал небольшой желтый песик со смышленой мордочкой и пушистым хвостиком, типичная дворняжка, к которой как то само собой приставало имя — «Жучка», «Шарик» или «Волчок». Песик изредка поднимал голову и взглядывал на своих хозяев, с видом оживляющегося любопытства поднимая одно острое ухо. Другое у него, видимо, было повреждено в многочисленных собачьих схватках. Но перепалки между хозяевами были для песика, очевидно, делом привычным, его мордочка снова опускалась на лапы, и сладкие собачьи сны о куске вкусной колбасы снова овладевали им.
— Так ты, Митька, говоришь, взял бы тот мяч? насмешливо переспросил младший беспризорник.
— Известное дело взял бы! ответил старший, проводя привычным движением ребра ладони под носом. Конечное дело, тот центр-форвард с Москвы с белыми волосьями — крепко вдарил. Но опять — чего же наш кипер, дурья башка, прыгал за мячом прямо с своего места? До угла гола то, небось, далеко? Это, может, кошка так сигануть может, а он же ведь пока там что — только человек!..
— Одним словом — ты его, курносый, по-у-чил бы? Так, что ля? Лучше его сыграл бы?
Рыжая голова вызывающе вздернулась. Круглое веснусчатое мальчишеское лицо самоуверенно повернулось к футбольному полю.
— Ну, а почему ж бы и нет? Все они — вот там — тоже малыми были, а потом выучились. И я могу! А я, брат, не слабенький, соплей меня не перешибешь! Мной уже сваи вбивать можно… А насчет кипера того — так он, ясно — шляпа. Ему бы сперва надо было шага два к углу гола сделать, а потом уже сигать… И, главное, кулаком метить, а не пальцами, такую бомбу ловить. А то, вишь его, захотел фасон давить — издаля в угол нурнуть… Вот и съел…
— Эх ты, трепло, опять протянул младший презрительно. Вот поставить бы тебя в гол — вот бы смеху было как на похоронах! Голпнкер тоже выискался!
Митька недовольно тряхнул рыжей головой.
— Заткнись, Ванька. И откудова у тебя сколько яду под языком берется? Ей пра, словно у змеюки, И все бы тебе с издевкой, с подвохом. Гадюка! Вот дам тебе раза — не будешь в другой раз смеяться!
Дело запахло дракой. Но в этот момент по стадиону прокатился взрыв смеха, и наши приятели повернули свои раскрасневшиеся лица в сторону площадки, громко называвшейся «стадионом». Оказалось, что публика тесно облепила ворота севастопольцев, и мяч, пущенный с громадной силой мимо гола белокурым москвичом, врезался в толпу Зрителей, сбив нескольких с ног. Но когда волна смеха затихла и сконфуженные «болельщики» поднялись на ноги, оказалось, что какая то девушка осталась лежать на земле. К ней в волнении бросился, вопреки правилам, севастопольский бек, а после секундного колебания и белокурый москвич.
— Глянь ко, Черви — Козырь, а ведь наш то беловолосый звиняться полез! Ха, ха, ха… Совесть, видать, заела! Чуть девочку не спортил! А и верней ведь ежели его удар хорошо в печенку попадет — пишите письма прямо в похоронную процессию. Бьет, совсем как с пушки!
— Ничего, презрительно заметил голубоглазый беспризорник, которого рыжий назвал «Черви-Козырь». Чорт ее не возьмет! Поднимется! Ara, да я ее уже видал. Это сестра того бека севастопольского. Она завсегда около гола становится, чтобы брату подмогнуть. Болельщица![3]. Ха, ха. ха! Так ей и надо. За что, братишечки, боролись — на то и напоролись. Пущай не лезет под мяч!
— А, видать, тот врезал ей подходяще. Глянь ко, сколько народу собравшись.
— Ничего, прочухается. Бабы — они народ живучий. Их сразу пополам не перешибешь. Видишь — уже опять играть зачинают.
