Николай Коротеев - Циклон над Сарыджаз
Федор промолчал и не поднял глаз в ответ на вопрошающий взгляд жены друга. Он вроде бы даже плечами пожал, разглядывая план.
— Там, Федор Фаддеевич, всё отмечено: число выхода, маршрут, где и когда он быть должен.
— Ага, нашел…
Разобравшись в переплетении линий, начерченных разноцветными карандашами, Зимогоров смог теперь проследить весь путь, намеченный Семеном Васильевичем. Но главное тут состояло в другом. Не в характере инспектора было вот так с бухты-барахты опаздывать с возвращением. Сама по себе задержка могла свидетельствовать о происшествии из ряда вон выходящем. Необычен был и последний маршрут инспектора: в самую глубинку заказника. Этого егерь не ожидал. Много непонятного, тревожного почувствовал теперь Федор в сообщении Шаповалова о кострах. Особо охраняемые угодья вытянулись в длину, к предгорьям, куда ни егерский, ни тем более милицейский участки не доходили. Но наблюдать за дальними отрогами было необходимо. Именно там обитало ценное зверье, выбитое близ селений.
— Что же делать-то будем, Федор? — напомнила о себе Степанида Кондратьевна.
— Идти надо.
— Я с вами.
— Не сердись, обуза мне ни к чему.
— Это я-то обуза? Да я все маршруты как свои пять пальцев знаю.
— На плане… И не спорь, — ревниво оборвал Федор. — Не допускаю я, что стряслось с Семеном Васильевичем нехорошее. И не путайся у меня под ногами. Тайга — не класс. Не командуй.
Федор действительно не верил, будто опытный таежник Шухов поступил опрометчиво и попался на какую-либо уловку пришлых браконьеров. Коли с местными столкнулся, те не станут греха на душу брать: покорно пойдут за инспектором, чтоб штрафом отделаться. А вот пришлые — те люди жестокие. Не по характеру, не по склонности, не по тому, что скора на расправу рука. Они рассчитывают уйти. Не здесь их дом! Не знают они, как долго тайга хранит следы пришельцев. Не все улики смывают дожди и разбрасывает ветер. Да и ведёт себя чужак в глубинке неосторожно, неосмотрительно. Кажется ему, будто затеряется он в бескрайнем просторе дикой тайги. Получается же как раз наоборот.
Выслушав резкий отказ Зимогорова, Степанида поджала губы и некоторое время сидела молча, а потом разрыдалась.
— Всё равно пойду! Одна пойду!
— Куда? — вздохнул Федор.
— За тобой.
В дом вошла Мария и сердито сказала:
— Чего бабу дразнишь? Не веришь, будто стряслось что с Семеном Васильевичем, так объясни — почему?
При виде женских слез Федор Фаддеевич терял душевное равновесие. Они, слезы эти, вызывали в нём досаду и раздражение до зуда в спине. Поежившись, словно от холода, егерь проговорил досадливо:
— Что объяснять? Что! Вот ведь по карте ей показывал: обойти эти отметины двух недель не хватит, не то что одной! Что же тут ещё объяснять? А я в тайгу по своим делам пойду.
Мария обняла Стешу за плечи, склонилась к ней:
— Ты уж прости моего… Не приучен к слезам. Не видывал их в доме.
— Пусть посмотрит! Может, сердце его лохматое шевельнется, — бормотала Стеша сквозь рыдания, уткнувшись в концы шали. — Друг его, верно, погиб, а он сидит лясы точит.
При одной мысли, что он всё-таки столкнется с убийством, а подле будет жена Семена Васильевича, лоб егеря покрылся испариной. Это было свыше его сил. Ведь Степанида непременно сочтет свое бабье горе больше его мужской беды: не найти ему в жизни такого друга, как Шухов. Это точно.
Обернувшись к Степаниде, Федор отрезал:
— Не возьму! И не проси!
— Чует мое сердце, погиб Семен! — сквозь плач выговаривала Степанида. — А ты чурбан!
— Это ни к чему… — нахмурился Федор. — Помощи в тайге от тебя никакой, а мороки — воз.
Стеша утерла слезы, вид её стал решительный, будто и не плакала она минуту назад. Крупные карие глаза глянули на егеря зло:
— Да что я с тобой торгуюсь? Дорога, что ль, заказана? Ты сам по себе, я сама по себе.
Такого поворота Зимогоров не ожидал и сгоряча чуть на попятную не пошел, да жена выручила:
— Слышь, Стеша, неделя опоздания для таежника — срок малый. Глядишь, напорола ты горячку, а дело по-иному обернется. Федор один пойдет, ты ступай обратно, к дому. Может, припозднился Семен Васильевич. Тебя, поди, уже ждет.
Человеком Федор Фаддеевич был отходчивым, да и в речах жены определенно имелся свой резон. Поэтому настаивать на своём егерь не стал.
— Пусть Стеша уезжает, а я с первым светом тронусь, — но, глянув на темень за окном, егерь махнул рукой. — Совсем вы меня запутали! Куда ж ей на ночь глядя скакать?
Мария увела притихшую Стешу в комнаты, а Федор остался сидеть у кухонного стола, склонясь над картой. Что случилось с Семеном? Несчастный случай? Зверье в эту пору спокойное, занимается потомством, на человека не бросится. Да и смешно, если бы инспектор не сумел разойтись по-хорошему даже с медведем…
Но и поутру Стеша была непреклонна. И Мария теперь стояла за неё горой. Федору пришлось уступить.
— Не будь ты женой Семена Васильевича… — тут егерь замотал головой так, будто стряхивал осиный рой, и, не договорив фразы, буркнул: — Вот те штаны, куртка, олочи. Великовато, но сойдет.
Пока Стеша переодевалась в другой комнате, Мария шепнула Федору, легонько толкнув его в бок:
— Ты с ней поласковее. Слышь? Дите у Семена будет.
— От те на! На кой же она…
Мария зажала мужу рот:
— Я уж думала… Останется — хуже. Побереги.
V
Семен словно окаменел. Он не сводил глаз с отогнутых и отточенных двухвершковых клыков вепря, покрытых ржавой пеной сукровицы.
«Не шелохнись, — сказал Семен себе. — Замри и стой! И успей отскочить».
Мышцы ног Семена ныли от напряжения, но он знал, что они будут послушны, если он прикажет им вовремя. И тут Семен подошвами ощутил дробное и сильное сотрясение земли. Она вздрагивала под тяжестью кабана, рвущегося к нему, чтоб рассечь, затоптать.
Теперь Семен видел лишь один клык, вылезший из розовой вывороченной мякоти десен. Он не видел ни крови, хлеставшей из разодранного брюха, ни ушек, выдвинутых вперед, ни бурой шерсти на могучем загривке, а лишь основание желтого клыка, вылезшего из десны. И в тот момент, когда Шухову надо было наклонить голову, чтобы увидеть этот жуткий клык, Семен резко, до хруста в суставах, двинулся вбок, в сторону, пропустив нож клыка мимо своего бедра. Его лишь чуть задел грязный бок огромного зверя, скользнувший по колену.
Семен оказался вновь повернутым к кабану. Он видел узкий зад вепря и его монументальный торс, но лишь сейчас ощутил, как испарина охладила лоб.
Секач не мог тут же затормозить, потеряв свою жертву из вида. Он промчался ещё метров двадцать и только тогда попытался развернуться. Но это ему не удалось. Сила инерции, которую обрела туша, завалила секача на бок. Ослабевшие ноги зверя мелко дрожали.
