Юрий Вознюк - Таежная одиссея.
К концу дня мы встали на след тигриной семьи и прошли километров семь. Рассматривая следы, Трофимов подтвердил, что тигрят действительно трое и они трехлетнего возраста. В манере ходить у тигров ощущалась общая кошачья повадка; расстановка следа мало чем отличалась от рысьего.
Ночевать остановились недалеко от Б. Уссурки — следы продолжали идти вдоль берега. На этот раз у нас были и палатка и крохотная железная печурка, которую принес Трофимов. Разбивка лагеря не заняла много времени, но к вечеру мороз усилился, и я не заметил, как обморозил кончик носа. У Моргунова и Сузева побелели щеки, пришлось оттирать их снегом. К ужину Трофимов натопил два котла внутреннего сала, накрошив туда сухарей.
Мы с Моргуновым с удивлением смотрели, как наши компаньоны начали есть невообразимую кашу. В наших глазах разница между касторкой, рыбьим жиром и топленым салом была невелика. Подавляя спазмы, мы отважно отведали по две ложки диковинного варева.
— Хороша тюря, да аппетита что-то нет, — сказал Димка, откладывая ложку.
— Ай ли? — прищурился Трофимов. Моргунов засмеялся.
— Да знаешь, Игнат Трофимович, я как-то летом на Перевальной с непривычки после изюбрятины всю ночь просидел в кустах. А сейчас не лето!
— Обвыкнешь! — засмеялся Трофимов.
— Так-то оно так, — согласился Моргунов, — да пока обвыкну… На скорую руку мы сварили себе мясной суп.
— Игнат Трофимович, правду говорят, что будто у вас когда-то мертвый тигр ожил? — спросил Димка, укладываясь спать.
— Как? — не понял Трофимов.
— Да рассказывают, будто в молодости вы с батей убили тигра. Пошли в деревню, взяли лошадь, привязали тигра к телеге, чтобы не свалился, и двинули. Шли, говорят, по улице, а за вами зеваки толпой, и только к дому заворачивать — тигр возьми да и оживи. Пуля вроде его по башке скользком саданула. Тигр как рявкнет — лошадь на дыбы и в намет, людишки — кто куда. Прет, значит, кобыла по деревне, а в телеге привязанный тигр…
— Врут люди, — засмеялся Трофимов.
— Жаль, — разочарованно сказал Димка.
— Что жаль?
— Жаль, что врут, а то ведь где такое увидишь. Наутро мы увидели, что тигриная семья перешла Б. Уссурку и пошла его правым берегом. Темп нашей ходьбы все ускорялся, мы все дальше уходили в верховья реки, в глухие, безлюдные места. Вскоре нам попался медвежий след, который потянулся за тигриным.
— Гляди, сколь ходового медведя нынче, — заметил Трофимов. — Давно не упомню, чтобы так зверь шел… Я сказал ему, что и мы видели следы двух шатунов.
— Это что! — махнул рукой Трофимов. — Бывает куда как много. Неурожай где-то, не лег зверь — вот и переходит.
Слова Трофимова подтвердились. К вечеру вслед тигрице с тигрятами шло уже два медведя.
— Какого черта они прутся? — спросил Моргунов.
— За объедками, — ответил Трофимов. Вскоре нам встретилось место, где тигрица убила изюбра. На ночь тигры ушли от добычи, а вернувшись на следующее утро, нашли только обглоданные кости.
— Вот нечисти косолапые! — ругался Селедков. — Все ж задержались бы тигры…
Остановившись на ночлег, мы с облегчением сбросили тяжелые котомки. Плечи у меня ныли тупой давящей болью.
После ужина, укладываясь спать, Трофимов сказал, ворочаясь в тесной палатке:
— Ох и жирны вы, мужики, ровно медведи перед лежкой — случись что, так и не выберешься…
— Пожар, что ли? — спросил Димка.
— Может, и пожар, а может, и того смешнее… Вот зачнет тебя тигра лапой выуживать, — лукаво посмотрел он на Моргунова.
— Ну вот! На ночь да такие страсти. Дай-ка, командир, я в середину лягу, — потряс Сузева Димка.
— Смеешься? — улыбнулся Трофимов. — Ну, ну… Он улегся на спину и, помолчав, заговорил:
— Давно это было… На Перевальной, на той самой, где вы норок ловили, выше вашего барака — тогда его еще не было. Вот. Сплывал я тогда на лодке вниз и не упомню, чего-то задержался в дороге, устал и не захотел разводить костер. Поставил палатку, пожевал всухую, да и спать. К снегу уже дело шло, и спалось зябко. Так, не то сон, не то явь. И надо же такому привидеться: будто в палатку залез брат мой Макар и ну меня теребить. «Давай, — говорит, — Игнат, в пятнашки играть». — «Тьфу на тебя, шалый, — говорю ему. — Да ты никак спятил? Я отродясь в них не играл! Макар не унимается. «Вставай, — говорит, — Игнат, все одно не дам спать», — и ну меня то за ногу, то за плечо дергать. Стал я его просить: «Ты что, Макар, как дитя малое? Изыди, дай мне спать!» А он знай свое. Рассерчал я и в сердцах влепил ему в ухо да еще и ногой боднул. Обиделся на меня Макар, заворчал как-то по чудному, свалил в злости палатку и ушел. «Ну и дурак», — сказал я ему вслед, повернулся на другой бок и заснул. Даже теплей стало, как палатка упала. Утром проснулся, хвать рукой — и вправду палатка на мне лежит, да тяжелая что-то. Выбрался из-под нее, а вокруг бело — снег выпал. Протер я глаза, глянул вокруг — будто в нутро мне снегу насыпали. Так вот какой Макар ко мне ночью приходил — полосатый! Да добро бы один, а то ведь еще три рядом были! Тигрица с тремя тигрятами пришла к речке. Ну, те дети как дети — вместе с матерью воду пили, а этот, видать, блудный был сын. Заметил мою палатку, подошел и давай взыгривать, ровно кошка. Подергал, повалялся на полотнище, а потом и меня нащупал; стало ему интересно, что там такое в середке лежит. Вот и пошел лапой шурудить, пока я ему в нюх или еще куда не брыкнул. Ладно не стал он поднимать шум— попрыгал к своим, а то ведь и тигрица могла прибежать… Напилось все семейство воды и подалось своей дорогой.
— М-да, — сказал Димка.
— Что м-да? — спросил Трофимов.
— Да нет, я ничего… Я говорю, что ночью перекантую все же командира к стенке. На всякий случай…
Медведи шли за тиграми не отставая. Мы ругали их беззлобно, но в середине дня наше отношение к ним сменилось тревогой. К двум шатунам присоединился третий. Это сообщество стало угрожающим, и Трофимов забеспокоился.
— Так ведь они и тигрят сожрать могут, — сказал он, рассматривая следы очередного косолапого бродяги.
Димка выразил сомнение, но и Селедков, и Сузев были согласны с Трофимовым.
— Только отвернись тигрица — и с ходу передушат, — говорил Трофимов — Им сейчас все нипочем. Через час медведей стало четверо.
— Да их что — из мешка вытряхнули? — растерянно спросил Моргунов.
Никто не ответил — все чувствовали неладное. Почувствовала это и тигрица и, опасаясь случайностей, вывела своих детей на лед Б. Уссурки. Здесь, среди прибрежных деревьев, она настигла второго изюбра. Тигрята насытились и устроили возню, разбросав клочья шерсти оленя метров на сто по льду реки. Тигрица была настороже, и медведи не рискнули показаться ей на глаза. Они залегли на противоположном берегу, жадными глазами наблюдая за происходящим.
