Юрий Вознюк - Таежная одиссея.
— Завтра надо идти на правый берег — мы, считай, на нем и не были, а там могут быть рыси, — продолжал Сузев.
В это время за дверью залаяли собаки и послышался чей-то невнятный голос. Собаки замолкли, дверь отворилась, и вместе с клубами морозного пара появился Аянка. Старик поздоровался и тяжело уселся на чурбан. Он был стар, и ему все тяжелее становилось ходить.
— Рысь нашел, Яков Могович? — нетерпеливо спросил его Сузев.
Аянка помолчал, стряхнул об колени меховые рукавицы и произнес два слова:
— Тигры, Сузя!
5
Наступило тридцать первое декабря.
На следующее утро, после прихода Аянки, Сузев ушел с ним из зимовья. Нужно было посмотреть следы тигрицы с тигрятами, запросить согласие базы на их отлов и пригласить кого-нибудь из тигроловов. Перед уходом Аянка рассказал нам историю собаки и волка, встреченных нами на Б. Уссурке.
— Это наш деревенский собака. Шибко хитрый люди… С собаками живи, с волчицей живи… Том году маленьких волков в деревню приведи. Волчица, наверно, куда-то ходи — они и пошли за папкой. Федько Косой всех пять штук и убивай. Дурак, однако…
За медведем мы не пошли, а, перебравшись на правый берег, два дня гонялись за кабанами. Зимой кабаны кормятся днем, забираясь на ночь в сделанные из всякого лесного хлама лежки, называемые охотниками «гайнами». Встретив свежие следы стада, можно идти за ним не осторожничая до тех пор, пока не попадутся первые порои. Дальше все зависит от искусства охотника. Помнить о ветре, не треснуть веткой, не попасться на глаза и подойти к зверям на выстрел — самое трудное в этой охоте, как и вообще во всякой. К концу второго дня удалось мельком увидеть убегающее стадо; мы, к своей досаде, выстрелили в одну и ту же свинью. Сраженная двумя пулями, она упала, а табун исчез в кустарнике.
По сравнению с другими реками Б. Уссурка в большей части своего течения имеет странные берега. Обычно у рек поймой служит левый берег — у Б. Уссурки наоборот. За исключением нижнего течения, все большие ровные площади расположены у нее на правом берегу. В необжитых человеком местах они представляют собой непролазную чащу. Перевитые лианами деревья встают порой непроходимой стеной. Даже зимой трудно подойти к зверю близко.
Вот с такого-то места мы и вытаскивали в канун Нового года дикую свинью. Четыре часа без отдыха ломились мы напролом по дебрям и наконец вышли к Б. Уссурке. Оставалось только перейти реку, там нас ждал отдых и встреча Нового года.
Не успели мы добраться до середины реки, как снизу из-за поворота показался человек. Заметив нас, он замахал руками и прибавил шаг. До путника было не меньше километра, и нам не хотелось ждать его на открытом ветру. Мы тронулись дальше, но тотчас же услышали выстрел. Человек бежал к нам, припадая на левую ногу.
«Что-то стряслось», — подумал я, всматриваясь в него. Лицо человека разглядеть было трудно — иней мохнатыми пучками покрывал его черты.
— Ух, загнали вы меня, ребята! — задыхаясь, сказал он, и мы узнали Лепехина.
— Здорово, сосед! Что случилось? — спросил Димка.
— Погоди… Дай отдышаться!.. — старик взялся за сердце. — Думал, не застану… Зверя я вам нашел, ребята. Всю дорогу бегом… Рябчиков моих таскает…
— Какого зверя? Каких рябчиков?
— Да рысь. Белковал я сегодня, и дай, думаю, загляну в ловушки. Там у меня живоловы стоят на рябцов. Пошел, значит, глядь вперед, а она ловушку громит, только пух идет. Хотел стрелять, да далеко, а потом подумал: дай вам скажу, — и бегом сюда, едва дух не вышел. Там она еще, наверное.
Мы переглянулись.
— Далеко?
— Чуток ближе моего зимовья.
— Значит, уже не там, — сказал Димка. До зимовья Лепехина было десять километров. Это расстояние старик прошел за часа полтора. Мы не знали, что делать. Лепехин выжидающе смотрел на нас. Он не пожалел ни сил, ни времени, стараясь сделать доброе дело. Это решило наши сомнения.
— Возьмем? — спросил я Димку.
— Возьмем! — ответил он.
Охотничий азарт загорелся в нас. Одним порывом мы приволокли тушу свиньи к зимовью.
— Спасибо, отец, за службу! Руби на жареху мясо. Бери, бери — не стесняйся, — говорил Моргунов, собирая рюкзак.
— Спасибо, ребята! Идите по моим следам — там все увидите. Ночевать приходите ко мне, — напутствовал он.
Впервые за зиму мы надели лыжи и, свистнув собак, помчались по льду. Ни на минуту не прерывался наш бег, и скоро мы увидели, как следы Лепехина повернули к берегу. В тайге на лыжах идти стало трудно, и пришлось их снять. Следы пересекли широкую падь, поднялись на отрог и скатились в небольшой распадок. Там, где Лепехин шел вниз, нам приходилось карабкаться вверх, и на середине высокой сопки мы почувствовали, что силы изменяют нам. Ноги стали тяжелыми и неповоротливыми, легкие свистели — нам не хватало воздуха. Остановиться нельзя. Вперед, только вперед! Вот и вершина. Спуск совсем невелик. Впереди небольшое плато. Здесь следы топчутся на месте и заворачивают под острым углом. Ага, где-то близко… Есть! Впереди на снегу видны изломанные прутья, красные гроздья рябины, перья и пух. Вздыбилась шерсть на загривках собак, они зарычали и нервно забегали, распутывая следы. Мы поспешили пристегнуть их на поводки.
— Взять ее! Куси, ребята! — закричал Димка, и собаки бросились в кусты.
Снова бег. Неистовый бег погони. Ничего не замечаем, кроме круглых размеренных следов рыси. Откуда берутся силы?! Мне даже кажется, что бежать стало легче. Пот заливает и щиплет глаза, пар валит от наших разгоряченных лиц. Бежим по низине. Впереди плотной стеной темнеет молодой ельник. Проклятье! Мы можем надолго застрять в нем, а солнце уже скрылось за горизонтом. Неожиданно Букет взвился на задние лапы, за ним — Волга и Жулик. Их удивительный нюх уловил близость зверя: они вдруг заклокотали низкими грозными голосами, готовые разразиться боевым гончим лаем.
— Ату ее! Ату, звероловы!
Подобно спущенным стрелам метнулись освобожденные от поводков собаки. Не ожидавшая нападения, рысь не успела оторваться от них. Спасаясь, она вылетела из ельника и метров через двести прыгнула на приваленное к скале дерево. Наконец пригодились сделанные нами петли. Я прикрепил их к шесту и пошел навстречу зверю. На противоположной стороне стоял Димка — без куртки, с широко расставленными ногами, он держал рогатку. Рысь ударила лапой по меньшей внутренней петле, и в то же мгновение я бросил на нее остальные петли. Трос большой петли затянул голову и лапу зверя, рысь рванулась и, сорвавшись с дерева, повисла в воздухе. Под тяжестью ее тела шест заскользил вниз по стволу, но удержался на сучках. Рыси удалось выдернуть лапу. Это ее и погубило. Петля намертво стянула хищнице шею, и она задергалась в конвульсиях. Все было кончено за десять минут. Мы даже испугались, что рысь задохнулась, но, к нашему облегчению, она ожила.
