Василий Ванюшин - Старое русло
Жакуп повернулся и пошел, не оглядываясь, уверенный, что Алибек последует за ним. И в самом деле Алибек молча пошел следом. Глупостью было бы сейчас догонять Лину, пытаться объяснить, что нет причины так сердиться, — она и слушать не захочет. Поговорить с ней надо после, когда она успокоится. Так подумал Алибек и в то же время чувствовал, что Жакуп приобрел какую-то таинственную власть над ним. Из его слов «сын Абукаира аль-Хорезми» сразу стало ясно, что старик знает отца Алибека, пожалуй, больше, чем сам Алибек. Что означает «аль-Хорезми»? «Будет большой важный разговор», сказал Жакуп. Обычно молчаливый, загадочный, этот старик вел сейчас за собой Алибека, как на веревочке. После глубокого огорчения и недоумения, вызванного резкой переменой Лины, в душу Алибека вкралось гнетущее предчувствие большой неприятности, почти страх.
Пройдя берегом столько, что лагерь, расположенный в русле, остался позади, Жакуп спустился в Куван-Дарью, пересек дно ее, вскарабкался на западный берег. Алибек шел за ним, как привязанный. Теперь он понял, что старик держит направление к старым развалинам. Предчувствие неприятности уступило место любопытству: зачем ведет его Жакуп к этим развалинам, почему он хочет вести «большой важный разговор» именно там? Да, видимо, старик знает о сокровищах Джунаид-хана и будет говорить именно о них… Только почему он выбрал для разговора такое неподходящее время, помешал объясниться с Линой?
«Нет, слово «басмач» ее не испугало. Она подумала, что я алчный на деньги, ставлю их выше любви, — такова была догадка Алибека. — Но она ошибается, я постараюсь объяснить ей все. Мне не деньги нужны, мне нужно честное имя, на которое не падала бы тень отца… Жаль, помешал старик, я все объяснил бы ей. Пусть она знает, что я никогда и ни в чем не обману ее.»
Разлад с Линой стал представляться ему как размолвка — результат чего-то недопонятого ею. Алибек уже не сердился на Жакупа за его бесцеремонное вмешательство в сугубо личное дело.
«Не ведет ли меня старик к сокровищам? — думал Алибек. — Ведь Жакуп не один раз бывал у развалин, исходил все вокруг в поисках своего верблюда. Возможно, и наткнулся на их, да не в силах взять… Но почему он так зло сказал о серьезном разговоре? И при этом смотрел на меня точно так же, как тогда, когда сказал: «басмач». Абукаир аль-Хорезми? Непонятно, странно… Однако, если старик задумал недоброе против меня — узнает, что я его не боюсь. Я ничего плохого не сделал ни Жакупу, ни кому другому, и не о чем мне долго разговаривать. Мне сегодня непременно надо увидеть Лину, поговорить с ней, объяснить все…».
Старик шагал прямо к уцелевшей на одну треть, стене, под которой было подземелье. Алибек поверил в свою догадку.
«Может быть, сокровища действительно там, засыпаны песком… Им негде больше быть, как только в этом месте. Веди, веди, старик, посмотрим, послушаем, что ты скажешь».
Не дойдя до стены шагов десять, Жакуп остановился возле большого плоского камня, на который раньше Алибек не обращал внимания, и снял шапку.
— Сними и ты свою шляпу, — строго сказал старик, и Алибек, пожав плечами, тоже обнажил голову.
Жакуп взглянул на небо, поднял руки и опустил их: он будто просил внимания у неба, призывал его в свидетели. Алибек с недоумением и усмешкой смотрел на старика:
«Что он, чудак, сотворяет молитву или с ума сошел?»
Жакуп указал на камень рукой:
— Его надо приподнять он тяжелый — я один не могу…
Что-то загадочное, должно быть, лежит под этим камнем, и оно, конечно, имеет отношение к сокровищам! Алибек с готовностью подошел и, наклонившись, ухватился за край камня, напряг все силы. С помощью Жакупа он поднял камень и поставил его на ребро.
— Держи так, — приказал старик.
Алибек удерживал плоский, как жернов, камень в вертикальном положении. Жакуп нагнулся и разгреб песок.
Его ногти царапнули о что-то жесткое. Показались два кирпича, старик отложил их в сторону. Под ними была выкопана яма. Жакуп опустил руку в яму и осторожно достал что-то легкое, как пустая бутылка. Алибек присмотрелся. Нет, это была не бутылка, а старая солдатская фляжка, сделанная, вероятно, из алюминия. Она, видать, очень долго лежала в земле — металл настолько подвергся окислению, что фляга развалилась в руках Жакупа, как только он, сжав ее, попытался открыть пробку. В фляжке ничего не было, кроме листка бумаги, свернутого в трубочку. Старик сунул бумагу в карман и сделал Алибеку знак, чтобы он опустил камень.
Не надевая шапки, Жакуп направился к стене. Сильно заинтересованный всем этим, Алибек пошел за ним. Старик указал на три выбоины в кирпичной стене.
— Видишь?
— Вижу, — ответил Алибек, не понимая. — Что это?
— Узнаешь.
Старик повернулся и зашагал за развалины. Алибек заметил, что он бросил мимоходом взгляд влево, на входное отверстие в подземелье, и понял, что Жакупу известно о существовании этого подвала.
Жакуп остановился, положил шапку на землю и молча указал место напротив, в двух шагах от себя; выражение лица его было суровое, на Алибека он подчеркнуто не хотел смотреть, снова приобрел над ним какую-то непонятную, магическую силу власти.
Все это можно бы посчитать очень забавным, если бы дело касалось каких-нибудь пустяков, а не разговора о сокровищах…
Жакуп полез в карман, глухо проговорил:
— Я плохо читаю, а по-русски совсем не могу. Прочитай это вслух, громко. — И подал скатанную в трубочку бумагу.
Это была плотная бумага, по формату ее можно было догадаться, что листок был вырван когда-то из блокнота. Алибек развернул его.
Написано всего с десяток строчек. Буквы крупные, выведены твердой рукой смоченным чернильным карандашом; в некоторых местах фиолетовая краска поблекла, вылиняла, в верхнем правом углу расползлась от сырости, но все же Алибек прочитал отчетливо и громко, как того и требовал старик, только под конец его голос задрожал:
Я, Жакуп Иманкулов, клянусь над могилой своего сына, без всякой вины зверски убитого басмачами из банды Джунаид-хана, что буду, пока жив, мстить им за твою, Сарсек дорогой, смерть, за их издевательства надо мной, за грабежи, насилия и убийства трудового народа. Я иду вместе с теми, кто спас мне жизнь, буду в одном ряду с ними сражаться под красным знаменем до тех пор, пока ни одного басмача не останется на свободной казахской земле.
За неграмотного расписались
командир отряда Н. Стольников
Краснофлотцы-десантники
В. Разинкин
М. Фахрутдинов
И. Корниенко
— Что это значит, Жаке? — пробормотал Алибек, возвращая листок.
Жакуп поднял голову и в упор посмотрел из-под нахмуренных бровей на Алибека.
