Андрей Бондаренко - Гвардейская кавалерия
Через двадцать пять минут он отыскал-таки Северный мол, расположенный в широком устье реки Туспан, и, прошагав по нему порядка ста пятидесяти метров, остановился, чувствуя, как по физиономии расползается широченная радостная улыбка.
«Ах, какая шикарная и неповторимая красавица!», — восхищённо зацокал внутренний голос, пребывавший в отменном настроении. — «Длинная, узкая, низко-посаженная, с мачтой пропорционально-невысокой. Борта выкрашены (совсем недавно, судя по всему), в благородный цвет «слоновой кости», с редкими тёмно-синими полосами. А верхняя половина мачты — в нежно-сиреневый. Верх совершенства, короче говоря…. Это я, понятное дело, яхту «Кошку» имею в виду. Впрочем, и девица, вольготно расположившаяся на капитанском мостике, вполне даже ничего: стройная, фигуристая, грациозная, в достаточно-откровенном цветастом купальнике. Лет семнадцати-восемнадцати от роду. Кровь с молоком, образно выражаясь. А её волнистые тёмно-русые волосы очень даже гармонично сочетаются со светло-кофейной загорелой кожей. Симпатяшка и наяда самая натуральная, согласись, братец…. Стоп-стоп. Это же…».
— Кого я вижу! — приветственно взмахнув правой рукой, радостно завопила девица. — Дядюшка Андрес собственной героической персоной! Мой девичий восторг, воистину, не знает границ…
— Привет, Мартина, — восхищённо покрутив головой, откликнулся Ник. — Ты сейчас — вахтенная?
— Ага, типа того. Старшая по судну, на правах старшего и единственного помощника господина капитана.
— Разрешите подняться на борт, госпожа единственная помощница?
— Разрешаю, странствующий идальго…
Он, уверенно прошагав по длинным узким сходням, переброшенным с бетонного мола, оказался на яхте, после чего пристроил вещмешок рядом с люком, ведущим в трюм, и поднялся по короткой лесенке на капитанский мостик. Вернее, на прямоугольный помост, огороженный невысокими перилами.
— Ну, ты, Марта, вообще, — развёл руки в стороны Ник. — Так повзрослела…э-э-э, слов, просто-напросто, не хватает. Красотка писаная и патентованная…
— Э-э, руки прочь, мужественный и решительный кабальеро, — полушутливо забеспокоилась девушка. — Обниматься, извини, не будем. Ограничимся лишь кратким рукопожатием…. Всё, вполне достаточно. И вообще, дядюшка, постарайся смотреть на меня, как…, как на существо среднего пола-рода.
— Почему это?
— Чтобы Серж не приревновал. Запросто может — кого бы то ни было — вызвать на дуэль. С него, сумасброда законченного, станется. Ревнив — до полной и нескончаемой невозможности.
— Серж — это капитан Куэльо? — уточнил Ник. — То бишь, капитан Куликов?
— Он самый, — радостно и чуть смущённо улыбнулась Марта. — Мой официальный жених. А ещё, — заговорщицки подмигнув, понизила голос до шёпота, — мой гражданский муж. Такие дела…. Только это (что уже муж), является большим-большим секретом. В том плане, что мама-то всё знает, её не проведёшь. А, вот, папочка…. Он же у нас нынче является образцовым латиноамериканским кабальеро. То есть, активным и принципиальным поборником нетленных моральных ценностей, мол, честная девушка обязана расставаться с природной девственностью сугубо после свадьбы, в первую брачную ночь. Так что, не стоит его расстраивать. Пусть благородный и простодушный дон Алекс Толедо пребывает в блаженном неведении — относительно нашего с Сержем безнравственного поведения. Тем более что и свадьба уже не за горами, месяца через три-четыре непременно сыграем, когда «Кошка» встанет на две недели в гватемальский ремонтный док — на плановое техническое обслуживание…. Договорились?
— Без всяческих вопросов. Можешь, племяшка названная, всецело и полностью положиться на меня. Буду нем — в данном приватном аспекте — как среднестатистическая океанская рыбёха…. А где, кстати, остальной народ?
— Серж внизу, на камбузе, грязную посуду, оставшуюся после завтрака, моет.
— Капитан — посуду? — несказанно удивился Ник. — Раньше за ним такого не водилось. Брезговал, морда заносчивая, мол, не капитанское это дело…. Может, приболел?
— А он мне в карты проиграл, в «подкидного дурачка». Теперь, понятное дело, отрабатывает, — победно усмехнулась Мартина. — В том глубинном смысле, что намывает тарелки-вилки-кружки со всем усердием. А кошка Маркиза (по моей просьбе), бдительно присматривает, чтобы не сачковал…. Папа и мама? Они на заброшенном маяке, — указала рукой. — Наблюдают за кубинскими разгильдяями, мнящими себя отважными и непогрешимыми революционерами…
«Маяк-то старинный-старинный», — заметил рассудительный внутренний голос. — «Ему явно, судя по характерным извилистым трещинам на красно-коричневой кирпичной кладке, больше ста пятидесяти лет. И серьёзный ремонт, честное слово, ему не помешал бы…. Высота? Метров шестьдесят пять, наверное. Может, и все семьдесят. Отличный наблюдательный пункт, спора нет. Данный маяк расположен на Северном молу, но и Южный мол, наверняка, прекрасно просматривается с его верхней площадки. В том смысле, что с помощью приличного бинокля…. Эх, братец, братец, ещё одну симпатичную девчонку увели практически из-под носа. Причём, ни какой-нибудь смазливый и широкоплечий юнец увёл, а одноухий и сутулый Серёга Куликов, которому уже за «полтинник» перевалило. Чёрт знает, что такое творится…. Да, не везёт тебе, мил-дружок, с капризным и трепетным женским полом. В этих Временах, я имею в виду, не везёт. А ещё и недавняя гадалка смуглолицая — с её мутными и расплывчатыми пророчествами. Хрень охренительная…».
— Мартина, с кем это ты так оживлённо беседуешь-разговариваешь? — сердито поинтересовался сварливый мужской голос, и — почти одновременно с этим — в проёме «трюмного» люка показалась голова капитана Куэльо, украшенная длинными серебристо-пегими волосами, аккуратно зачёсанными на правую сторону.
— Привет, кэп, — вежливо приподнял над головой угольно-чёрную широкополую шляпу Ник. — Давно не виделись и всё такое прочее…. Кстати, бродяга романтичный, замечательно выглядишь: абсолютно трезв, чистая приличная рубашечка, стильная причёска, в мочке левого уха даже «пиратская» золотая серьга с рубиновым камушком наличествует. Образцово-показательный жених, ни дать, ни взять. Типа — будущий респектабельный глава многочисленного семейства. Только легкомысленные богемные очочки с затемнёнными стёклышками несколько выбиваются из приличного образа.
— А, это ты, Никитон, — облегчённо выдохнул Куликов. — В том плане, что дон Андрес…. Тогда-то ладно. Сейчас выберусь наружу, поболтаем. Через минутку…
Он скрылся в трюме, но вскоре вылез оттуда, торопливо взобрался по лесенке на капитанский помост и, протянув полосатую тельняшку большого размера, велел — не терпящим возражения голосом:
