Александр Бруссуев - In vinas veritas
— Да, но она же менялась! — удивился я.
— Судороги, не более того.
— Не хилые судороги, я чуть струны не порвал от ужаса, — сказал Саша.
— А я обрел возможность говорить тонким и визгливым голосом, — дополнил я.
— Бывает, — пожал плечами «Тараторкин», — Вы согласны сделать мне такое одолжение?
— По мне, так все равно — я и играть то не умею. Единственное, если запою невзначай — но тогда любой человек не только эпилепсией заболеет, но и вообще впадет в кому. Так что я согласен без каких-то вариантов, — проговорил я, ободренный пивом, успокоенный странной логикой Джеффа.
— Конечно, конечно, — кивнул головой старпом, чьего решения дожидался нависший над барной стойкой хозяин гостиницы. — Я буду играть исключительно русские наигрыши. Современные. Чижа, там, Воскресенье или БГ, на худой конец.
Эти имена ничего не говорили нашему валлийскому собеседнику, но он удовлетворенно кивнул одним подбородком. Это у него очень ловко получилось.
— Что ж, не буду Вам мешать. Приятного Вам вечера, спасибо за познавательный разговор.
Джефф ушел, невозмутимый, Кэтрин затерялась где-то в недрах отеля. Может быть, ей уже одевали смирительную рубашку, а может общество придурков из передачи «Скрытая камера» уже вовсю потешались над снятыми кадрами.
— Ну, что, Саша, шоу не для слабонервных? — разорвал я паузу над пустыми пивными бокалами.
— Да я, собственно говоря, ничего толком-то и не увидел, так что особых воспоминаний не осталось.
— Странно тут все. В первой гостинице — мерзкий карлик на тележке, у Лари — сам Лари, здесь — «Раскольников» с кровавыми руками, отсутствие зеркал, дохлые птицы под окнами, официантка, страдающая запорами, простите — эпилепсией. Чертовщина какая-то. Вроде бы и надо это дело обсудить — а и говорить не о чем. Надо поспать — и все пройдет, — подвел итог сегодняшним приключениям я.
— Алягер ком алягер, — вздохнул старпом, отставляя гитару.
— Моментально. В море, — добавил я.
30
Сначала раздался телефонный звонок. Я, малость невыспавшийся, поднял трубку и сказал по-русски:
— Але?
В ответ мне раздался тяжелый вздох, как обычно вздыхают в гробах мертвецы перед открытием охоты. Сон мой это, тем не менее, не могло потревожить.
Я ответил вздоху:
— Дура ты, Катька!
И, вернув трубку телефону, завалился в сладкую дремоту. Часы показывали начало второго.
Спится хорошо, когда сны не терзают совесть. А совесть моя имела прескверную привычку всегда находить событие, выдернутое из моей жизни, которое мне не хочется вспоминать. Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Мой собеседник, очень убедительно мне снившийся, вошел в дверь моего номера (или сквозь дверь) и прямо с порога спросил, не размениваясь на всякие там приветствия и пожатия рук:
— Слушай, и тебе не стыдно?
Я сразу ответил, как прилежно выучивший урок ученик:
— Очень стыдно. Чрезвычайно. Но, боюсь, что ничего уже нельзя поделать — дело сделано, и обратного хода попросту не существует.
— Просто поразительно. Но мы можем еще попытаться все исправить. Твой гражданский и общечеловеческий, — тут он ухмыльнулся, — долг — оказать нам всяческое содействие. Иначе — такая удобная возможность будет упущена самым прискорбным образом.
— Ой, и не говорите. Просто ужас какой-то! Ладно, мне уже пора, поезд уходит. А судно ждать не будет, — вываливался в другой сон я.
— Ничего, молодой человек. Ты можешь успеть везде. Поговори со мной, — человек сел в кресло у окна, весь представляющий из себя один лишь силуэт. — Куда ты едешь?
Я попытался вспомнить, в какую страну мне нужно добираться, но все никак не мог, сколько бы ни напрягал память.
— Куда-то поеду. Посмотрю в билет — и узнаю. Или спрошу у людей. Везде ведь люди живут.
— Что ты узнаешь у людей? Название страны? Свою цель?
— Цель у меня одна: идти своим путем. А наименования государств я и так прекрасно помню.
— Ну-ка, ну-ка, блесни знаниями: кто где живет? — насмешливо пошевелился человек.
Я начал перечислять. Без запинки и колебания:
— В Африке живут африканцы. В Америке живут негры. В других странах они тоже живут. В Австралии — австралопитеки. В Китае — чайники. В Афганистане водятся афганские борзые. В Японии — японские городовые и япономатери. И только в Индии можно наткнуться на индюков, надутых и тупых…
— Молчать! — прервал меня мой собеседник. Он даже с кресла вскочил. Нервно заходил по комнате, всегда оставаясь, тем не менее, для меня лишь силуэтом.
— Я не хотел оскорбить Ваши гуманные чувства, — сказал я, кривя душой. Мне было глубоко наплевать на душевные травмы, которые я мог нанести своими словами этому субъекту. — С кем имею честь беседовать?
— Для тебя я — никто. Впрочем, для всех остальных людей тоже.
— Как же мне тогда к Вам обращаться? — удивился я.
— А никак. Обращаться буду я, если посчитаю нужным.
— Тогда считаю решительно невозможным вести дальнейшие разговоры в вежливой форме, — пожал плечами я. — Вали-ка отсюда, дядя. Во сне я могу биться, как лев. Так, что…
— Или, как берсерк? — скучным тоном спросил человек.
— Да. Точно. Как берсерк. Но мне нужно выспаться. Завтра последний праздник безделья. Так что — оревуар.
— И тебе не интересно, в чем дело?
Я опять пожал плечами. Разговор с незнакомцем начал утомлять.
— Хорошо, на сегодня довольно. Но мы еще поговорим. Геофф подготовит вас надлежайшим образом. Гибель принцессы не будет напрасной. Вот так вот.
— Хорошо. Буду знать. Спокойной ночи.
— Выгляни в окно после моего ухода, — сказал человек и бесшумно вышел, словно растаял.
Я полежал немного с закрытыми глазами, удерживаемый ленью, но почему-то любопытство оказалось сильнее. Встал, подошел к окну: там, на лужайке, где вечером валялись дрозды, стояла маленькая женщина в пышных одеждах, выглядевших старинными. Она смотрела прямо мне в окно и, увидев мое появление, завыла с переливами. Звук был, вне всякого сомнения, тягостным, пугающим. Я посмотрел на часы: час — тридцать три. Значит, я не сплю? Вой внезапно прекратился, я вновь уставился в окно, но там уже никого не было.
Несколько встревоженный, я снова улегся в кровать, соображая. В голову, как назло ничего путного не приходило. Так и заснул.
Утро обрушилось включившимся телевизором. Происшествия прошлой ночи казались совершенно нереальными, бессмысленными и нестрашными. На улице с переменным успехом поливал дождь. Следов маленькой исполнительницы в стиле «тоскливый вой» не просматривались, птицы тоже не валялись. Никакого напоминания о том, что был удосужен посещения ночного гостя, тоже не обнаружил. Надо будет испросить невозмутимого Джеффа, кто это по ночам бродит по его отелю, и почему беспрепятственно попадает в закрытые на ключ номера. Вспомнилось, что погибла принцесса. Как в сказке. Единственная принцесса, о которой доводилось мне слышать — это Диана, но она разбилась в аварии почти пять лет назад. Имя «Геофф» донельзя мне напоминает гораздо более простое — Джефф. В таком случае, к чему он должен нас подготовить? И как? В чем мне должно быть стыдно? Хотя, если разобраться, всегда найдется какой-нибудь случай из прошлого, вспоминать который совсем не хочется. Но вспоминаю, к сожалению, всякую ерунду, занимаюсь самоедством и порчу себе нервы и настроение. Самым глупым образом. Вообще, все это полная ботва, английский сюрреалистический сон, навеянный приступом у официантки Кэт. Лучшее лекарство — посмеяться от души, рассказывая о своих ночных страхах, кому-нибудь, например, Саше. Чем я непременно и займусь за завтраком. А пока — зарядка в условиях тесного пространства. Но нам, спортсменам, не привыкать.
