Николай Далекий - Не открывая лица
— Что вы, господин фельдфебель, — пожал плечами солдат, показывая, что на него можно положиться полностью.
— Скажите, — спросил он деловым тоном, — в каком состоянии ваша очередная посылка?
Штиллер холодно и подозрительно взглянул на солдата.
— А почему вы стали интересоваться моими посылками, Мюллер?
— Господин фельдфебель, я знаю в этой Ивановке такое место, где можно кое-что достать, — доверительно зашептал солдат. — Свиной смалец.
— Да? — при слове “смалец” лицо Штиллера сразу же приобрело хищное выражение. — Я понимаю вас, Мюллер. Но это точно?
— Отвечаю головой. Но нужно спешить, пока полицейские не пронюхали.
— Вот мое условие — два килограмма мне. Как раз не хватает для посылки… Два кило — и вы через полчаса отправляетесь в Ивановку. Согласны?
— Я согласен, но…
— Разрешение лейтенанта? Это я беру на себя. У вас есть посуда?
— Найдется.
— Идите назад, собирайтесь и побыстрее. Чтобы к моему возвращению вы были готовы.
Отпустив солдата, торопливо зашагавшего назад, к школе, фельдфебель вышел к крайним хатам, на околицу. Солнце, все еще яркое, но уже багровое, опускалось- к земле. Впереди за белыми полями чернели деревья Ивановки. Прямая, чуть заметенная снегом шоссейная дорога просматривалась на всем протяжении. Фигурка подростка виднелась уже далеко. Он шел ходко, не оглядываясь.
Штиллер постоял немного у плетня и, убедившись, что подросток, не пытаясь свернуть с дороги, идет в Ивановку, вернулся к школе. В коридоре его уже ожидал Курт Мюллер, державший за спиной алюминиевый бидончик.
— Один момент! — одобрительно кивнул ему головой Штиллер, направляясь в кабинет лейтенанта.
Фельдфебель доложил Гроссу, что мальчик уже прошел половину пути от Ракитного до Ивановки.
— Я думаю, туда следует послать несколько наших солдат, — добавил он, озабоченно хмурясь. — Надеяться на полицейских…
— Да, да, — согласился лейтенант. — Пошлите туда…
Звонок полевого телефона не дал ему договорить. Он снял трубку.
— Лейтенант Гросс. Кто? Я вас слушаю, господин майор… Понятно! Понятно… Будет исполнено! Понятно! Немедленно будет исполнено! До свидания, господин майор.
— Господин лейтенант, — торопливо, как только Гросс положил трубку, сказал фельдфебель. — Я думаю, солдат в Ивановку нужно послать сейчас же.
— Отставить Ивановку, — недовольно произнес лейтенант. — Там справятся полицейские.
Фельдфебель изобразил на своем веснушатом лице презрительную гримасу.
— Должен сказать, эти полицейские… о-ч-чень ненадежный народ!
— Я еще раз предупрежу их. Сейчас, фельдфебель, подготовьте людей к несению патрульной службы на линии железной дороги. Майор сообщил, что ночью пройдет особо важный литерный поезд. Кажется, бензин и авиабомбы. Нужно охранять каждый километр Через четыре часа все патрули должны быть на своих местах.
— Слушаюсь, господин лейтенант!
Фельдфебель вышел в коридор и шепнул ожидавшему его Мюллеру с досадой:
— Отставить Ивановку.
— А смалец? — удивился солдат.
— Придется в другой раз.
— Может исчезнуть, господин фельдфебель. Это же скоропортящийся продукт…
— Ну, хорошо, отправитесь завтра, — уже раздраженно сказал Штиллер, — завтра утром. Сейчас не до этого. Ночью идет литерный поезд, и все силы будут брошены на охрану железнодорожного полотна.
И Штиллер, занятый своими мыслями, прошел мимо. Он даже не подозревал сотой доли того, что творилось в этот момент в душе Курта Мюллера.
20. В НОВОЙ РОЛИ
Оксана вышла к полотну железной дороги в том месте, где торчали из снега окруженные низкорослыми деревьями стены разрушенной переездной сторожки. Тут еще летом, перед отходом советских войск, разорвалась сброшенная “Юнкерсом” бомба. Сторож Дмитрий Гудзюк стоял на посту с сигнальным флажком, пропуская поезд-летучку (за ней-то и охотился гитлеровский летчик), и после бомбежки его нашли в кювете истекающего кровью, с оторванной рукой.
Почти все железнодорожники, работавшие на станции Ракитное, успели эвакуироваться. Гитлеровцы пронюхали об оставшемся в селе вылечившемся одноруком стороже и дали ему “повышение”, заставив выполнять обязанности дежурного по станции. Разрушенная сторожка осталась заброшенной, переездом не пользовались — автоколонны проходили другой, очищенной от снега дорогой.
Девушка остановилась у деревца, покрытого пушистым инеем. Нагнувшись, она зачерпнула снег пригоршней и осторожно начала смывать таявшим в руках снегом краску на бровях и щеках. Лицо ее сразу стало свежим и милым.
Было тихо. Яркое зимнее солнце уже клонилось к закату, и под косыми лучами его снег, иней на ветвях искрились бесчисленными кристалликами, вспыхивающими то ослепительно белыми, то голубыми и розовыми огоньками. Жадно вдыхая потеплевший за день воздух, Оксана смотрела на чистые, заснеженные поля, и в ее глазах с приспущенными ресницами, в уголках ее сочных губ появилась счастливая, безмятежная улыбка.
Что вспомнилось ей в эту минуту? Детство? Те новые санки, что подарил ей старший брат, погибший затем в стычке с японцами возле озера Хасан, та горка у ставка, где в такой вот погожий зимний денек с утра до вечера каталась румянощекая сельская детвора? А может быть, другое — студенческие годы, прогулки на лыжах, когда бежишь, отталкиваясь палками, по вздрагивающему, с хрустом оседающему снежному насту, а позади тянется (где им догнать быстроногую Оксану!) цепочка хлопцев и девчат?
Ой, Оксана, не время тебе предаваться счастливым воспоминаниям!.. Минуты идут, дорогие, бесценные минуты…
Мечтательное выражение внезапно исчезло с лица девушки. Она прислушалась. Где-то далеко сухим, казалось, промерзшим звуком отозвались рельсы под колесами и послышался рокот мотора. Сурово сжав губы, Оксана шагнула к полуразрушенной стене и притаилась за ней.
Из-за поворота показалась закрытая мотодрезина, быстро и четко отщелкивающая стыки рельс. В сотне метров от сторожки мотор заглох, дрезина катилась по инерции, все сбавляя и сбавляя ход. Коротко и хрипло вскрикнула, точно нечаянно задетая, сирена. В приоткрывшихся дверцах кабины показалось смуглое усатое лицо железнодорожника, беспокойно поглядывавшего на руины.
Оксана вышла из укрытия и, махнув рукой, побежала наперерез дрезине, словно собиралась броситься ей под колеса. Железнодорожник распахнул дверцу и, как только девушка на ходу вскочила на подножку, подхватил ее сильными руками и втащил в кабину.
— Под задним сиденьем! — вместо приветствия сказал он, захлопывая дверцу и включая мотор. — Четыре минуты… Сброшу у самой станции. Будет эшелон на Харьков. Обязательно садись — другого выхода нет. Поторапливайся…
