Алексей Макеев - Церковный вор
– Да, Егор, открыта! – подключился я к разговору.
– Будешь наблюдать за охранником, – сказал Егор Маше, – и, если он очнется, брызнешь в комнату еще усыпляющего газа.
– Поняла! – отрапортовала женщина-хлорофитум.
– На месте! – доложил последний ввалившийся в калитку участник нашей операции Михаил Березин, который, как я понял, прятался в ближайшей нише забора рядом со статуей, ибо именно он сумел незаметно прокрасться к окну охранника, вспрыснуть в помещение усыпляющий газ и отойти к ближайшему укрытию. Он, разумеется, слышал разговор и с ходу сунул Тропининой в руки баллончик с усыпляющим газом.
Женщина, взяв его, подошла к сторожке и сквозь стеклянную дверь уставилась на охранника, продолжавшего безмятежно спать.
– Готово! – доложила Смольникова, отключившая сигнализацию.
Насколько я знаю по рассказам Саши, Егор довольно подробно и понятно объяснил ей и показал на фотографии щитка, как следует отключить сигнализацию, и теперь с помощью собранного Егором приспособления она сумела отключить ее.
– Николай вырубает электричество, – вновь раздалась команда, – а Игорь и Михаил выдвигаются к воротам собора.
Повернув в замке калитки ключ, на всякий случай, мало ли кто вдруг толкнется в нее с наружной стороны, я следом за Михаилом двинулся через двор. Надо сказать, все наши действия происходили на удивление организованно, слаженно, будто мы не раз их репетировали. И, тем не менее, когда мы подошли к воротам собора, произошел сбой – дверь не открылась, а Сильвестров молчал.
– Коля! Коля! Николай! – нетерпеливо и требовательно повторял наш координатор. – У тебя все в порядке? Отзовись!
Однако в ответ не раздавалось ни звука.
– Что там с ним? – вновь обеспокоенно проговорил Тепляков. – Коля! Коля! Отзовись! – Потеряв терпение добиться ответа от Сильвестрова, Егор обратился к нам: – Ну, посмотрите же кто-нибудь, что там с ним!
Все были при деле, лишь у нас с Михаилом пока не было работы, а потому идти предстояло кому-то из нас. Но поскольку Березин стоял, никак не реагируя, идти смотреть, что случилось с Сильвестровым, пришлось мне.
– Хорошо, я гляну! – сказал я в эфир, отключил обратную связь и, оставив Михаила одного топтаться у входа в собор, двинулся вправо к двери, за которой не так давно исчез Сильвестров.
Терраса в этом месте заканчивалась, между ее перилами и стеной собора было небольшое пространство, и я, миновав его, толкнул старинную деревянную дверь. От нее вниз уходили каменные ступени. Я быстро спустился по ним и потянул на себя ручку уже обычной, современной двери, выкрашенной в темный цвет. За ней находилось небольшое помещение, заставленное электрощитами, некоторые дверцы на которых были открыты. Как-то странно попасть из старинной, даже древней обстановки в комнату с современными электрокоммуникациями. Было что-то в этом несоответствии фальшивое, бутафорское, словно оказался по другую сторону сцены с декорациями древнего замка, где находятся невидимые из зала шнуры и лампочки, подсвечивающие декорации. Посреди этой комнаты, кстати говоря, ярко освещенной, стоял в темных брюках и темной рубашке Сильвестров. У него была поза пионера-горниста, трубящего сбор, с той лишь разницей, что вместо мундштука горна он держал у рта горлышко плоской бутылки с коньяком и хлебал этот благородный напиток с выражением блаженства на мясистой физиономии.
Увидев меня, Николай выпучил глаза и тотчас оторвал ото рта плоскую бутылку и спрятал ее за спину, словно боялся, что ее сейчас у него отнимут.
– А ты как сюда попал? – рявкнул он, вытирая свободной пятерней подбородок, по которому струился пролившийся из бутылки коньяк.
– Телепортировался, – произнес я голосом, не предвещавшим ничего хорошего. – Ты что же, чудак, делаешь?
Сильвестров опустил вторую руку, которой упирался в бок, и с вызовом сказал:
– А в чем дело?
– Мы там наверху торчим, – прошипел я, делая шаг вперед, – опасаясь каждого шороха, ждем, когда отключится свет, а ты тут коньяк хлещешь? Какого черта не отвечаешь?
– Э-э-э… – вдруг стушевался Сильвестров, взял висевшее у него на шее переговорное устройство и, глянув на него, громко выругался: – Черт! Переговорник отключился.
– Отключился! – передразнил я. Свару затевать не стоило – времени в обрез, и я уже менее агрессивно добавил: – Быстрее вырубай свет, пока нас всех здесь не застукали!
– Игорь! – раздался в моем наушнике голос Егора. – Что там с Колей?
– Все в порядке с ним, – буркнул я, активируя обратную связь. – Переговорное устройство отключилось.
В этот момент Сильвестров нажал на кнопку включения и произнес в микрофон виноватым тоном:
– Извините, косяк у меня вышел. Сейчас все исправлю.
Продолжая держать за спиной одну руку, он сунул плоскую бутылку коньяку в задний карман брюк и шагнул к открытому щитку с тумблерами. Я же развернулся, шагнул за дверь и быстро поднялся по ступенькам наверх.
Михаил стоял в проходе между перилами террасы и собором, очевидно, встал сюда, чтобы не торчать на свету у двери, на тот случай, если кто-то из окон гостиницы бросит во двор взгляд и увидит его одинокую фигуру.
– Ну, чего там? – с любопытством спросил он.
Я не стал выдавать Сильвестрова, не хватало еще ябедой прослыть или сплетником.
– Так, зазевался, – махнул я рукой. – Давай, пошли, и так времени много потеряли.
Глава 16
Захоронение святого Иоанна
Мы подошли к входу в собор как раз в тот момент, когда щелкнул, открываясь, обесточенный электрозамок и у двери погас свет.
– Вход в собор открыт! – бросил я в эфир и в ответ явственно услышал, как у Егора вырвался вздох облегчения.
Однако мое сообщение адресовалось не столько Теплякову, сколько Сильвестрову, которому я давал понять, что он свою часть работы выполнил, отключил электричество именно там, где и следовало. Но Сильвестров в эфир не вышел – то ли опять забыл что-то включить на переговорном устройстве, то ли не посчитал нужным отвечать мне. Ладно, если он обиделся, как-нибудь переживу.
Я открыл едва слышно скрипнувшую дверь и переступил порог собора, пахнущего ладаном и лампадным маслом. Следом за мной вошел внутрь Михаил и осторожно закрыл ее за собой. Мы постояли несколько мгновений, дожидаясь, когда глаза привыкнут к темноте. Свет решили не включать, чтобы не привлекать к горящему внутри собора освещению чье-либо внимание. Хотя, возможно, электричества в Санта-Лучине и не было, не исключено, что Сильвестров обесточил не только дверной замок, а весь собор. Выяснять это времени не было, да и желания тоже – как известно, грабители предпочитают действовать в темноте. Впрочем, полной темноты как таковой не было, где-то вдалеке перед дарохранительницей горела лампада, дававшая слабый свет, при котором глаза различали кое-какие предметы в соборе, а на некоторых золотых украшениях – блики. Обстановка при таком освещении казалась жутковатой, мистической, угнетающей.
