Дуглас Престон - Кодекс
— Этнофармаколог? Что-то слишком серьезное для женщины.
Сэлли нахмурилась:
— В нашем обществе женщины способны делать все, что мужчины. И наоборот.
Индеец удивленно изогнул брови:
— Ни за что не поверю.
— Тем не менее это так, — стала настаивать она.
— Разве в Америке женщины ходят на охоту, а мужчины рожают детей?
— Я не это имела в виду.
Дон Альфонсо торжествующе сунул мундштук в рот. Он понимал, что спор выигран. И нарочито комично подмигнул Тому. Сэлли тоже бросила на него взгляд.
«Нет уж, разбирайтесь сами», — раздраженно подумал Том.
Чори подвел каноэ к дереву. Сэлли надрубила мачете кору и содрала вертикальную полоску. Оттуда стал красноватыми капельками сочиться сок. Девушка собрала несколько капелек на лезвие, закатала брюки и втерла в укусы. Затем принялась растирать шею, запястья и тыльные стороны ладоней.
— Вы похожи на пугало, — заметил Том.
— Ваша очередь, — отозвалась Сэлли и добыла с помощью мачете еще несколько капель клейкого сока.
— Меня? Вот этим? — ужаснулся Том.
— Давайте, давайте, подходите. Он сделал шаг вперед.
Сэлли втерла ему жидкость в жестоко искусанную шею. Зуд и жжение прошли.
— Ну как?
Том поворочал головой:
— Липко, но, в общем, хорошо. — Ему понравилось ощущать на шее прикосновение прохладных ладоней.
Сэлли подала ему мачете с остатками сока на лезвии.
— Ноги и руки можете обработать сами.
— Спасибо! — Он нанес себе снадобье на кожу и удивился, насколько оно эффективно действует.
Дон Альфонсо тоже смазался соком.
— Невероятно! Янки разбирается в лечебных тайнах растений. Настоящая целительница. Я прожил сто двадцать один год, но ничего такого не встречал.
В тот день им попалась первая скала. На заросшую поляну на сухом месте сквозь листву просачивался солнечный свет.
— Вот здесь мы устроим лагерь, — объявил дон Альфонсо. Каноэ причалило к скале, его привязали. Чори и Пинго с мачете в руках вскарабкались по камням и принялись вырубать молодую поросль. Дон Альфонсо внимательно осматривал все вокруг: то что-то шевелил на земле ногой, то подбирал ветку или лист.
Сэлли огляделась:
— Потрясающе! Здесь полно zorillo. Это так называемый скунсовый корень — одно из главных лечебных средств, которым пользовались майя. Листья клали в травяные ванны, а корень употребляли как болеутоляющее и лекарство от язвенной болезни. Майя называли его payche. А вот suprecayo. — Она принялась рвать с куста листья, скручивать и нюхать. — А там — дерево Sweetia panamensis. Здесь просто удивительная экосистема. Не возражаете, если я немного пособираю?
— Чувствуйте себя как дома, — бросил Том. Сэлли вошла в лес.
— Похоже, здесь кто-то останавливался до нас, — повернулся Бродбент к дону Альфонсо.
— Да. Эту площадку в первый раз расчистили месяц назад. Я заметил круг от кострища и след от палатки. А в последний раз люди здесь были неделю назад.
— Неужели все это выросло за неделю? Индеец кивнул:
— Лес не переносит пустоты.
Дон Альфонсо обошел кострище, что-то поднял с земли и подал Тому. Колечко с сигары «Куба либре». Заплесневелое и полурассыпавшееся.
— Сорт моего отца, — кивнул Том. У него возникло странное чувство. Отец был здесь, в этом самом месте разбивал лагерь, курил сигару и оставил после себя вот эту маленькую улику. Он положил колечко от сигары в карман и принялся собирать дрова для костра.
— Прежде чем поднимать ветку, — посоветовал ему дон Альфонсо, — ударьте по ней палкой. Так вы прогоните муравьев, змей и veinte cuantros.
— Veinte cuantros?
— Двадцать четыре. Это насекомые, похожие на термитов. Мы зовем их так, потому что, если они кусают, человек на двадцать четыре часа теряет способность двигаться.
— Прелестные твари.
Через час из джунглей появилась Сэлли. Она несла на плече длинный шест, к которому были привязаны связки растений, коры и корней. Дон Альфонсо оторвался от кастрюли, в которой варил попугая, и поднял на нее глаза.
— Целительница да и только! Вы напоминаете мне деда дона Кали, который точно так же каждый день возвращался из леса. Только вы красивее. Он был старым и морщинистым, а вы — крепкая и зрелая.
Сэлли занялась растениями — развесила их над костром подсушить. Затем повернулась к Тому:
— Невероятное разнообразие. — Джулиан будет доволен.
— Очень за него рад. — Том перенес внимание на Чори и Пинго. Молодые индейцы строили шалаш, а дон Альфонсо выкрикивал указания и осыпал их замечаниями. Они начали с того, что вкопали в землю шесть крепких кольев, между ними соорудили подвижную раму из палок и накинули на нее пластиковое полотнище. Между кольями натянули гамаки — каждый со своей москитной сеткой. Наконец повесили вертикальное полотно, отгородив для Сэлли личный уголок.
Когда работа была выполнена, Пинго и Чори отступили, и дон Альфонсо придирчиво осмотрел шалаш, кивнул и повернулся к белым:
— Вот вам дом не хуже, чем в Америке.
— В следующий раз я буду помогать Чори и Пинго, — заявил Том.
— Если вам так хочется! — Индеец хитро подмигнул американцу. — Там личные апартаменты нашей целительницы. Но если ей понадобится принимать гостя, их легко расширить.
Том почувствовал, что краснеет.
— Меня вполне устраивает спать одной, — холодно обронила Сэлли.
Дон Альфонсо казался обескураженным. Он наклонился к Тому, словно хотел поговорить с ним с глазу на глаз, но все в лагере прекрасно слышали, что он сказал:
— Она очень красивая женщина, Томас, хотя и старовата.
— Мне двадцать девять лет! — возмутилась Сэлли.
— Ах, сеньорита, оказывается, вы даже старше, чем я думал. Тебе надо спешить, Томас. Еще немного — и она выйдет из возраста, когда выходят замуж.
— В нашем обществе двадцатидевятилетние считаются молодыми!
Дон Альфонсо продолжал скорбно трясти головой. Том был больше не в силах сдерживать смех и расхохотался.
— Что здесь такого смешного? — набросилась на него Сэлли.
— Столкновение культур, — проговорил он, переводя дыхание.
Девушка перешла на английский:
— Я нисколько не одобряю ваш похотливый треп с этим грязным старикашкой. — Она повернулась к дону Альфонсо: — Для человека в возрасте ста двадцати одного года вы очень много думаете о сексе.
— Мужчина никогда не прекращает думать о любви, сеньорита. Даже когда стареет и его член сморщивается, словно плод юкки, который положили сушиться на солнце. Пусть мне сто двадцать один год, но крови во мне не меньше, чем в юноше. Знаешь, Томас, я бы женился на такой женщине, как Сэлли. Только предпочел бы, чтобы ей было шестнадцать и у нее были тугие, вздернутые груди.
— Дон Альфонсо, — перебила его Сэлли, — а нельзя, чтобы девушке вашей мечты было хотя бы восемнадцать?
