Андрей Кокотюха - Червоный
Выходит, не только я, но и Калязин неосознанно помогли Червоному ее устроить. Расчет командира оказался точным: от спецотрядов требовали активизации, а тут, выходит, их предшествовавшие действия не имеют должного эффекта. Учитывая то, что я слышал и видел, если не сразу, то на протяжении двух ближайших суток переодетые бойцы МГБ должны были появиться в селе, и Червоному, так или иначе, не пришлось бы долго ждать. Вместо того чтобы гоняться за диверсантами Топоркова, он так легко выманил энкаведистов и ждал их появления именно там, где и рассчитывал.
В Ямки я не вернулся. Как раз наступили холода, УПА сворачивала активность до весны, все силы МГБ бросали на поиск бункеров в лесах. Там мне делать было нечего. Говорили, что Данила Червоный, псевдоним — Остап, ушел из Олыцкого района, а то и вообще — с Волыни. Калязин то ли сам оставил пост исполняющего обязанности начальника милиции, то ли его настоятельно попросили — он собирался уезжать из Украины, потому что нарисовалась где-то ответственная должность. Пытался пристроить и меня, но я не согласился — вот так и вернулся обратно, в Чернигов, где с оперативной работы сам попросился снова в водители, ссылаясь на ранение.
Ничего больше не слышал о Червоном. О том, что случилось ночью, о последних словах капитана Топоркова не забывал никогда, поэтому и не люблю это кино о наших разведчиках, лучше уж «Следствие ведут ЗнаТоКи», там хоть у народа враги другие…
Вот, все, кажется. Думаю, ты без меня знаешь, о чем можно писать в вашей газете… А зачем тебе, молодому, все это, понятия не имею. Раз пришел — сам должен уяснить.
Для себя.
Тетрадь вторая
Лев Доброхотов
Украина, Волынь, весна 1948 года
1
Так вас интересует, помню ли я некоего Данилу Червоного…
А как же, очень хорошо его помню. Даже не столько его самого, сколько то время. В конце концов, за операцию по ликвидации банды так называемых повстанцев отряда Червоного, или Остапа, и за захват самого командира я тогда получил не только награду. Кстати, вдумайтесь в скрытый смысл: орден Красной звезды за арест Червоного, так вот… После того как Червоный пошел по этапу, меня перевели сюда, в Киев. Пошел на повышение, как говорится.
Здесь я немного поясню ситуацию, о которой вы, наверное, слышали. Вот вы работаете журналистом, да? Сразу пришли в газету, как я понимаю, после университета. Но ваш карьерный рост типичным назвать нельзя, ведь как оно в вашей системе обычно бывает… Сначала человек пишет внештатно, становится рабоче-крестьянским корреспондентом. Активно сотрудничает сначала с многотиражкой, где ничего не платят. Потом с районной, например, газетой — это уже на ступень выше, да и гонорар начисляют. Десятка[11]— существенная прибавка к зарплате, не правда ли? Затем, если повезет, активного автора оформляют внештатным корреспондентом, а это уже определенный социальный статус. Ну, к примеру, как народный дружинник. Да. Потом внештатника отправляют куда-нибудь учиться, он становится штатным корреспондентом — и это тоже повышение. Но всякий сотрудник районной газеты хочет дорасти до областной. Потом, если есть амбиции, целится на республиканскую. И высший пилотаж — это всесоюзное издание. Сначала — внештатным корреспондентом, например, «Комсомольской правды», дальше — работа в корреспондентском пункте, а там, глядишь, солидный собственный корреспондент. Ну и большой карьерный скачок — Москва, в худшем случае — Ленинград. Только не говорите, что среди ваших знакомых нет таких успешных людей…
Примечание Клима Рогозного: В Советском Союзе спецслужбы непосредственно контролировали журналистику. Некоторые публикации автор согласовывал со специальными сотрудниками, которые сидели в отдельных кабинетах, считались работниками так называемого Главлита, неофициального подразделения госбезопасности. Ведь журналистика принадлежала к важным идеологическим профессиям, поэтому кафедрами на профильных факультетах заведовали люди, имевшие и ученые степени, и высокие звания в КГБ. Руководящие должности в редакциях, особенно в крупных газетах областного и республиканского значения, занимали люди, которые имели непосредственное отношение к спецслужбам, не говоря уже о многочисленных внештатных «секретных сотрудниках» — сексотах. Даже если офицеры КГБ по роду деятельности не имели никакого отношения к журналистской работе, практически каждый из них знал организационную структуру и принципы работы советских средств массовой информации и пропаганды.
Я такой пример не зря привел, вы, наверное, поймете его и перенесете на любую систему, в том числе на нашу. Киев — столица Советской Украины, большой город, определенный статус. Согласен, после Луцка, да еще и тридцать лет назад, — это существенное повышение. Вот только многие из моих коллег считали (да и сейчас считают) Киев таким себе провинциальным городком, чуть больше Луцка, или того же Львова, или там Житомира. По статусу для большей части моих коллег он мало чем отличается от других областных центров, вот и воспринимается как чуть более просторная и удобная стартовая площадка, откуда проще прыгнуть дальше, например в Москву. Вас удивляют мои слова? Напрасно, я в отставке давно, но мое мнение коллеги и так знают: добросовестно надо работать везде, куда бы тебя ни назначили. Ведь и здесь, в Киеве, и там, на Западной Украине, и в Ленинграде, и в Москве мы делаем одно дело и работаем для одной страны. То есть боремся с ее врагами. Да. Ну, а есть коллеги, которые просто, извините за выражение, сачкуют — считают, что здесь, так сказать, в провинции, и стараться не надо, и перспектив особенных нет.
Это я вам так подробно объясняю, чтобы вы поняли: я, когда меня перевели в Киев после успешной операции по ликвидации группы так называемого Остапа, или Червоного, на самом деле ничего большего не хотел. Наоборот, нигде, кроме Киева, я себя не видел тогда и не вижу теперь. Можно сказать, я в некоторой степени даже благодарен Червоному и вообще всем тем так называемым повстанцам — ведь благодаря работе с ними я получил повышение и перебрался, точнее, вернулся в Киев. Это же родной мой город.
Наши корни в Бердичеве, но там у меня родственников уже не осталось. Моему отцу удалось сделать блестящую для царского времени карьеру на государственной службе. Помогла удачная женитьба на дочери влиятельного киевского чиновника, а отец взял фамилию жены, то есть я ношу фамилию своей матери.
Примечание Клима Рогозного: Вероятно, отец Льва Доброхотова был выкрестом, то есть принял христианство, перекрестившись из иудейской веры в православие. Искать сведения о родословной Доброхотова вряд ли нужно, но тот факт, что он взял фамилию жены, подтверждает эту догадку. К тому же влиятельный чиновник не одобрил бы брака дочери с молодым человеком, который ничего не стоит, занимает никчемную должность и не имеет серьезных перспектив. Но, если вспомнить, что в российской империи существовал антисемитизм, такие перспективы появлялись — разумеется, со многими оговорками — только перед теми евреями, которые выкрестились в православие. В то время смена фамилии могла стать для отца Доброхотова очередным шагом к восхождению по карьерной лестнице.
