Густав Эмар - Гамбусино
Здесь нет, как в Европе, железных дорог, пароходов, даже простого экипажа для удобства туристов.
Нужно ехать верхом, чаще всего в одиночестве, на свой страх и риск; пересекать местности, где нет дорог и даже тропинок; с наступлением вечера останавливаться в первом попавшемся месте, спать на земле; подвергать себя холоду, ветру, дождю, граду или снегу и оставаться чаще всего без ужина; бодрствовать, хотя вы окоченели и ноги у вас отнялись от неудобного положения, в страхе быть захваченным врасплох либо дикими зверями, либо независимыми индейцами, либо вообще бандитами всех рас и всех цветов кожи, опустошающими своими разбойничьими набегами эти благословенные земли, — бандитами, в тысячу раз более жестокими, чем все дикие животные и индейцы, вместе взятые.
Вам посчастливится, если вы не утонете в потоке, если вас не поглотит лавина снега, если вас не застанет в пути ураган или, что хуже всего, если вы не заблудитесь в девственном лесу!
Проделывать такой путь, далеко не устланный розами, — как можно судить по нашему короткому описанию, — часто приходится в продолжение несколько месяцев.
Как не похожи эти странствия на путешествия наших доблестных туристов!
Нам приходилось видеть людей необычайной силы, отваги и беспечности, людей, испытанных в опасности, — и тем не менее поседевших после трехмесячного путешествия в глубь пустыни.
Что бы ни говорили некоторые романисты, нелегкое дело — сражаться в одиночку, бороться один на один с почти непреодолимыми препятствиями дикой природы, как будто прячущей свои тайны и запрещающей дерзким авантюристам проникать на ее девственную почву. Поэтому в необъятных прериях и в высоких саваннах даже самый неопытный взор может легко заметить путь, проходимый караванами. Это — длинная белая линия зловещего вида, образовавшаяся из неосязаемой на ощупь пыли миллионов развеянных скелетов людей и животных. Эта линия, подобная змее в высоких травах саванны, так глубоко врезана в землю, что ничто не может ее стереть.
Вот именно по такой дороге с необычайными трудностями продвигался вперед отряд дерзкого капитана Горацио де Бальбоа через день после его разговора с доньей Линдой, описанного нами выше.
Исчезли деревья и травы, уступив место черноватому песку, простиравшемуся далеко во всех направлениях — пока видит глаз.
Небо цвета раскаленного железа, без единого облачка, излучало удушающий жар на истомленную землю. В воздухе не было ни малейшего движения ветерка. Свинцовая тишина висела над пустыней. Лошади, казавшиеся призраками, бесшумно скользили по устланной трупами земле, поднимаясь на дыбы и храпя от ужаса.
Напоенная горькими, отвратительными запахами, тончайшая пыль проникала всадникам в глаза, ноздри и горло, вызывая жгучую боль, подобную боли от ожога.
Только накануне на рассвете отряд вошел в пустыню, и уже сегодня, через несколько часов, все изнемогали от ужасных страданий.
Несколько лошадей пали от усталости. Брошенные своими хозяевами, еще трепещущие, они стали добычей целой стаи гнусных хищных птиц — урубу21, которые с резким клекотом кружили над ними и затем бросались на их трупы.
Трое или четверо солдат, шатавшиеся в своих седлах, смотрели вокруг мутными, невидящими глазами; это были первые симптомы сильнейшего прилива крови к голове от палящих лучей солнца — симптомы, указывающие на верную смерть к концу дня, если только не произойдет чуда.
Мрачные, безмолвные, с опущенными головами и дикими взорами, всадники машинально ехали вперед, не очень ясно отдавая себе отчет в окружающем.
Один только Горацио де Бальбоа с гордо поднятой головой, прямо, уверенно державшийся в седле, казалось, вызывал на бой неукротимую пустыню. Он, как разведчик, ехал на сто шагов впереди всего отряда, а вслед за ним ехали воины-команчи, которых Мос-хо-ке прислал ему в качестве проводников.
Команчи, бесстрастные и холодные, нечувствительные к раскаленным солнечным лучам, смертельно опасным для сопровождаемых ими белых, внимательно следили за приближающимся отрядом индейских всадников, маневрировавших примерно на расстоянии одного лье от отряда Бальбоа.
— Что это значит? — гневно вскричал дон Горацио. — Эти черти собираются атаковать нас?
— Весьма вероятно, — лаконично ответил всадник, ехавший рядом с капитаном.
— Антилопа — умный воин, — вкрадчиво сказал дон Горацио. — Он, наверно, знает этих всадников?
— Почему Антилопа должен их знать? — холодно ответил индеец. — Прерии принадлежат всем краснокожим, кто бы они ни были — команчи, сиу, апачи или пауни.
— Но это воины-команчи?
— Бледнолицый ошибается. Пусть он посмотрит на их щиты, бичи и опахала. Это — апачи Колорадо.
— Но если это правда, начальник, то ведь они наши непримиримые враги?
— В прериях все люди — враги, — саркастически заметил индеец. — Впрочем, чего же боится мой бледнолицый брат? Апачей не более ста человек, а у моего брата в отряде людей в четыре раза больше.
— Это так, — раздраженно пробормотал Горацио, — но они изнурены палящей жарой, падают от усталости и не способны воевать.
Антилопа услышал или, вернее, догадался об ответе Горацио; насмешливая улыбка тронула его губы, но он хранил молчание.
— Что делать? — повторил дон Горацио озадаченно. Апачи тем временем продолжали свое наступление на фланги каравана, потрясая оружием и испуская крики, заставлявшие дрожать от страха испанцев. Испанцы понимали, что схватка с этими страшными врагами становится неизбежной. Тем более, что апачи, производя свои воинственные маневры, все ближе подъезжали к белым и вскоре должны были приблизиться на расстояние ружейного выстрела.
Угроза надвигавшейся опасности заставила солдат выйти из состояния угрюмой апатии, в которую они были погружены. Они гордо выпрямились в седлах, взялись за свое оружие и с живостью и энергией, на которую капитан никак не мог рассчитывать, приготовились храбро выполнить свой воинский долг и дорого продать свою жизнь.
Еще несколько минут — и схватка должна была начаться.
Уже множество длинных коричневых стрел, брошенных апачами, упало почти под ноги лошадей испанцев. Дон Горацио не выдержал.
— Клянусь богом, — закричал он, — эти проклятые язычники думают преградить нам дорогу! Чего ждать? Вперед, друзья!
Антилопа хладнокровно остановил капитана, положив ему руку на плечо.
— Что вы хотите, вождь? — спросил дон Горацио.
— Что думает делать бледнолицый? — спросил, в свою очередь, индеец.
— Атаковать этих мерзавцев, черт побери! — гневно вскричал Горацио.
