Николай Прохоров - Комендант брянских лесов
— Ну, что вы, Ефим Акимыч! — успокаивал его Куликов. — Егора нелегко одолеть. Это он с виду озорник. Перед тем как проводить, побеседуем с ним, — пообещал комиссар.
— Да построже ему прикажите, — посоветовал Ефим, — пусть на рожон-то не лезет без надобности.
От Гололобова гитлеровцы вели наступление на партизан широким фронтом, силой нескольких соединений. В районе Никольского фашисты потеснили отряд имени Щорса. Он с боями отступил в глубь леса и остановился в урочище, недалеко от поселка Гавань.
Под Гололобовым с фашистами принял бой сильный, хорошо вооруженный отряд имени Ворошилова. Ворошиловцы задерживали наступление, но несли потери. Один батальон оказался отрезанным в маленьком поселке, однако спокойно продолжал вести бой. Партизаны не признавали окружения.
На помощь первому отряду торопился Второй ворошиловский, известный по всему брянскому лесу. Один за другим спешно прибывали отряды и с ходу вступали в бой.
Объединенный штаб стягивал к району боев основные силы партизанского края. Весь лес пришел в движение. В это же время партизанские группы разведчиков, подрывников, просачиваясь сквозь вражеское кольцо, уходили в тыл, минировали железные и шоссейные дороги, подрывали и жгли склады противника. В дни наступления фашистов партизанские отряды вдвое увеличили количество диверсионных групп на вражеских коммуникациях.
Все ночи на партизанских аэродромах горели затейливо выложенные костры. То и дело слышался треск широкоствольных ракетниц, и аэродром вдруг весь озарялся белым светом, а пламя костров становилось еле заметным. Чтобы их лучше было видно, партизаны хлопали палками по горящим дровам, и от костров в воздух поднимались снопы искр.
Скользя по темной поверхности леса мощными прожекторами, один за другим приземлялись транспортные самолеты. Спешно выгружались вооружение и боеприпасы. Сбавив газ, пилот выскочит на минуту из кабины, чтобы угостить партизан куревом, и едва успевает опорожниться портсигар или кисет, как он уже торопливо нахлобучивает шлем и бежит к машине, полной детей и раненых партизан. Уже из кабины разгоряченный летчик крикнет своим друзьям-партизанам: «Привет вам, ребята, из Москвы! Будьте живы...»
Он еще выкрикивает какие-то пожелания, но последних слов его никто не может расслышать. Оглушительно взревут моторы, луч прожектора на мгновение разрежет темноту, и могучая машина, покачиваясь, легко заскользит по кочковатому полю партизанского аэродрома.
А в воздухе уже кружит другая, требуя места для посадки. Сверху, откуда-то из-за облаков, плавно опускаются под белыми куполами парашютов огромные мешки, повисая стропами на деревьях. Москва посылала в эти дни своим далеким защитникам только оружие и боеприпасы. Разве уж какой-нибудь очень сердобольный и опытный интендант, улучив удобную минуту, когда заглядится пилот, бросит в машину сверх положенного груза ящик табаку или мешок соли.
...Осень 1942 года. Грозовая, вдохновенная была пора в брянских лесах!
По другую сторону лесного массива, недалеко от села Витемля, второй день не прекращается бой. Окопавшись вдоль берега Десны, партизанский отряд «Смерть фашистам» под командованием неукротимого в боевом упорстве Владимира Соколова сдерживает яростный напор стрелкового полка гитлеровцев. Стремясь отрезать партизан от реки, фашисты буквально вспахивают берег снарядами, и вот уже гибкий тесовый настил, лежащий прямо на воде, гудит под фашистскими сапогами.
Но как только гитлеровцы достигают середины шаткого моста, с противоположного берега, прямо из свежих воронок, вдруг раздается глуховатый рокот пулеметов и автоматов, звук которых после бешеного артиллерийского обстрела кажется оглушенным людям совсем тихим и даже мирным. Тотчас же на мосту завязывается свалка, гитлеровцы валятся друг на друга, некоторые шлепаются в воду, неуклюже вскидывая руки.
На короткое время вода спокойной Десны принимает мутно-красный оттенок. Но неутомимая хлопотунья река быстро уносит трупы оккупантов, рассовывая их по сторонам на отмели и оставляя у излучин крутых поворотов.
Объединенный штаб приказал «Мстителю» выступить на помощь Соколову. Вызвав к себе командиров подразделений, Гуров приказал немедленно всем собраться и ждать команды.
Отряд сразу ожил. На повозки быстро грузили оружие, боеприпасы, палатки; партизаны укладывали свое нехитрое имущество в вещевые мешки. Работали молча, с подчеркнутой деловитостью И только одноглазый Тихон шумел на весь лагерь, крутился около старшины, о чем-то спорил, то и дело хватаясь за свою бесцветную бороденку. Он запряг пару лошадей, наполнил доверху глубокую арбу мешками, ведрами, котлами, бидонами и готов был уже загромыхать своим добром по лесной дороге, но его удержал старшина Сидоренков.
— Пойдем, Тихон, в тыловом охранении, — без тени улыбки предложил старшина, стараясь охладить воинственный пыл помощника Агафьи Петровны. — Править будем к деревне Парубки. Так приказал командир. Это самое большое — три версты от Витемля.
— Да тебя хоть хлебом не корми, только подальше бы от сражения, — в гневе проговорил старик, уничтожающе сверля единственным оком своего начальника.
Благоразумный старшина счел за благо не вступать с Тихоном в пререкания.
Егор вычистил автомат, осмотрел пистолет, побрился и пошел к ручью помыться. Возвращался он обратно подтянутым, посвежевшим. Повстречавшийся с ним комиссар, взглянув мимоходом на разведчика, отмстил его необычную серьезность, какую-то внутреннюю собранность.
А Егор, заглянув на минуту в шалаш, направился к Ефиму, нахмурившемуся при его приближении.
— Бесшабашная голова, зачем напросился идти? — встретил он упреком Егора.
— Для этого задания, Ефим Акимыч, я самая подходящая кандидатура, — весело заговорил разведчик. — Люблю ходить, ездить. Больно охота посмотреть мне, как воюют белорусские партизаны. Слава о них большая идет. Завидно даже.
Опасливо оглядевшись, Егор достал из кармана штанов алюминиевую флягу в фетровом чехле и протянул Ефиму:
— Давай-ка опрокинем на прощанье. Берег на случай.
Ефим с озабоченным видом взял посудину, потряс в руке, чтобы определить, много ли в ней, и, спрятав флягу за спину, проговорил:
— Упреждаю тебя, Егор, прошу: избегай эту штуку в дороге. Сгинешь ни за что.
— Капли не возьму в рот, Ефим Акимыч, пока не вернусь, — искренне обещал разведчик, видя, как опечалился вдруг его товарищ. — А теперь все же давай немного хлопнем для разлуки.
Артиллерист не стал больше возражать. Он отвернулся, сделал несколько глотков и возвратил флягу Егору. Тот допил остатки, завернул крышку и, подбросив кверху посудину, ловко поймал ее.
