Том Эгеланн - Евангелие Люцифера
— Он стоял наготове.
— Я думал, мысль пойти с нами в Ватикан посетила вас неожиданно. А вы, оказывается, держали наготове автомобиль, и вряд ли случайно.
— Мы опасались, что нечто подобное может произойти.
— Мы? Кто это — мы?
Он вынул из уха наушник. Из нагрудного кармана достал крохотный микрофон с передатчиком.
— Мы не хотели упустить шанс.
— С кем вы разговариваете?
— Потом, Бьорн, потом.
Два полицейских мотоцикла вели нас через перегруженные транспортом улицы.
2Тот, кто отдает себя любви, говорят бразильцы, препоручает себя и страданиям. По-видимому, в глубине души я — бразилец.
За свою жизнь я любил нескольких женщин. Они не всегда отвечали мне взаимностью. Когда я изучал археологию, я был влюблен в Грету, она была профессором в нашем университете, а когда-то еще и моим преподавателем. Если Грета и испытывала хотя бы иногда по отношению ко мне порывы любви, то, во всяком случае, очень хорошо скрывала это. Много лет спустя она умерла практически на моих руках.
Не Грета ли зародила во мне любовь к зрелым женщинам? Или она просто раздула тлеющий во мне с самого рождения уголек? Марианна. Нина. Карина. Вибеке. Шарлотта. Беатрис. Каждое имя имеет лицо, аромат, запас нежности. Моник…
Только Диана был много моложе меня. Она единственное исключение. Я встретил ее в Лондоне. Мы провели вместе несколько недель. Мы расстались почти десять лет назад. Но я еще не расстался с этой любовью.
3Позже — в квартире, которую Альдо Ломбарди предоставил в наше распоряжение, — мы собрались вокруг обеденного стола в большой комнате. Моник поставила кофейник, я вынул чашки и салфетки. Альдо Ломбарди все время общался с кем-то по телефону, прикрывая рот рукой, чтобы я не слышал, о чем он говорит. И совершенно напрасно, я не знаю итальянского.
Я пил кофе и пытался успокоить нервы. Моник вынула свое вязанье. На перилах французского балкона курлыкал сидевший там голубь. Я подошел к открытому окну. Голубь тут же улетел. На улице стояли наш внедорожник и еще два автомобиля, припаркованные наполовину на тротуаре. За стеклами машин я смог разглядеть лица сидящих в них людей. Альдо Ломбарди подошел ко мне и посмотрел на город, он держал в руках чашку кофе так, словно пытался согреть замершие руки.
— Кто они? — спросил я и кивнул в сторону припаркованных автомобилей.
— Не бойтесь, это наши люди.
— Но кто они?
— Они оберегают нас.
Профессор Альдо Ломбарди вернулся к обеденному столу, за которым Моник угощалась цветочным чаем. Я стоял спиной к городу, опираясь на ограду балкона. За мной с открытой площадки внизу на улице взлетела стая голубей. Моник пила чай, не глядя ни на кого из нас. Бессмысленность ситуации раздражала меня, делала бессильным. Какие-то люди — явно те же, что убили Кристиана Кайзера, Тараса Королева, Мари-Элизу Монье и бог знает сколько других, — сумели выследить меня здесь, в Риме. Альдо Ломбарди имел, судя по всему, какие-то связи с группой сил безопасности, которые наблюдали за мной. И охраняли меня. И то и другое казалось мне абсурдным. Альдо Ломбарди — профессор теологии, миролюбивый исследователь слов и мыслей.
Или все это инсценировано, чтобы обмануть меня? И Альдо Ломбарди прятался за кулисами хорошо отрепетированного спектакля, единственным смыслом которого было заставить меня поверить, что профессор на моей стороне?
— Почему им так необходимо захватить Евангелие Люцифера? — спросил я. — Вы что-то говорили о пророчестве… о секте…
— Я предлагаю продолжить попозже. Вы взволнованы и растеряны. Я хорошо вас понимаю. Все, что я рассказал вам, и все, что происходит, объясняется довольно легко. — Он отпил кофе и поставил чашку на стол. — Сейчас мы успокоимся, чтобы все происшедшее и все, о чем мы говорим, уложилось в голове. Может быть, стоит чуть-чуть поспать, если вас не пугает сон в такую жару? И потом я введу вас, насколько сумею, в закулисную историю событий сегодняшнего дня и всех предыдущих недель.
4Прежде чем лечь спать, я позвонил Трайну в Исландию. Он рассказал, что манускрипт на время отложен в сторону.
Новая, ранее неизвестная версия «Саги о Ньяле»[75] была обнаружена в Скаульхольте и потребовала всех ресурсов института.
После этого я позвонил старшему полицейскому Хенриксену в Осло. Впервые за все время голос старшего полицейского звучал оптимистично. Использовав данные гостиниц региона Осло и билетный архив авиакомпаний, а также компьютерную программу службы безопасности полиции, они установили десятерых, которые прилетели в Осло на рейсах трех авиакомпаний в среду двадцатого мая, жили в пяти разных гостиницах и улетели из Норвегии: двое — на SAS в Копенгаген, четверо — на British Airways в Лондон и еще четверо — на Lufthansa в Мюнхен в воскресенье седьмого и понедельник восьмого июня. Кроме одинаковой схемы поездки, общим было то, что они приезжали с фальшивыми документами и все их следы пропали, как только они достигли цели путешествия.
— Во всяком случае, у нас есть над чем работать, — сказал Хенриксен.
«Есть над чем работать». Это стало для него спасением, иллюзией, что он продвигается вперед. Он не понимал, что каждая новая деталь не продвигала его вперед, а, наоборот, все больше погружала в болото неразберихи.
Когда я стал погружаться в сон, мне приснился снова чужеродный ландшафт под ярким солнцем. Сам сон продолжался лишь несколько секунд. Но странное состояние продлилось вплоть до момента, когда Моник слегка поцарапала мое плечо спустя час.
XIX
СЫН САТАНЫ
Вечернее солнце опускалось за силуэты крыш Рима и куполов церквей, когда Альдо Ломбарди, Моник и я собрались вокруг обеденного стола в большой комнате. Моник как раз кончила решать кроссворд, который она привезла с собой из дому. Происшествия сегодняшнего дня превратились во что-то нереальное, что-то такое, что нам приснилось или было увидено в кино. Голубь — очевидно, тот же самый, что и раньше, — как на насесте, сидел на ограждении французского балкона. Профессор успел сходить за кофе для кофеварки, Моник предпочла свой цветочный чай.
Альдо Ломбарди откашлялся и начал рассказ:
— Неверующему, как вы, человеку, Бьорн, религиозные аспекты жизни должны казаться непонятными. Я мог бы с вами согласиться. Но вера в Бога — и в Сатану — является фундаментом для взглядов миллионов людей на протяжении тысяч лет. Пророки, священники и философы старались достичь того понимания Бога, на котором мы, христиане, — и в схожем плане также иудеи и мусульмане — базируем нашу веру. Вера — это признание существования Бога. Религии приводят этот факт в систему. Вера — внутреннее пламя, убеждение. Но чтобы вы могли понять то, что я сейчас расскажу, вы должны попытаться проникнуть в сознание верующего. Хотя бы на короткое время сделать вид, будто верите, что Бог существует и является всемогущим властителем во Вселенной. Попытайтесь поверить в то, что Бог окружил себя верными помощниками, ангелами, а некоторые ангелы вдруг восстали против своего властителя и стали поклоняться тьме вместо блаженства.