Александр Дюма - Ожерелье королевы
– Звонят! – сказал Рето, снова укладываясь в постель.
Старуха побежала в магазинчик принимать покупателя.
Минуту спустя она явилась опять, разрумянившаяся и торжествующая.
– Тысяча экземпляров, – объявила она, – тысяча экземпляров сразу! Вот это заказ!
Рассыльный сообщил, что отнесет эти номера на улицу Нев-Сен-Жиль, в Маре, графу Калиостро.
Газетчик так подскочил от радости, что едва не продавил кушетку. Он встал и отправился самолично ускорить выдачу номеров, которая была поручена заботам одного-единственного изголодавшегося приказчика, от которого осталась лишь тень, более прозрачная, нежели газетные листы. Тысячи экземпляров были прищеплены к крючкам, нагружены на овернца, и тот, сгибаясь под их тяжестью, исчез за решеткой.
В то время как Рето поздравлял себя с тем, что завязал столь счастливое знакомство, во дворе раздался еще один звонок.
Альдегонда отворила калитку просто одетому человеку – он осведомился, у себя ли редактор газеты.
– Я пришел, – пояснил он, – заплатить за тысячу экземпляров сегодняшней «Газеты», которую у вас забрали по поручению его сиятельства графа Калиостро.
– Ах, если так, войдите!
Человек вошел в калитку. Он не успел закрыть ее, как у него за спиной ее придержал другой посетитель прекрасной наружности, высокий и молодой.
– Простите, сударь, – сказал он.
Не спрашивая разрешения иным образом, он проскользнул вслед за плательщиком, которого прислал граф Калиостро.
Альдегонда, всецело погруженная в мысли о барышах, очарованная звоном монет, явилась к хозяину.
Плательщик графа Калиостро представился, вытащил мешочек с деньгами и отсчитал сто ливров, разложив их на двенадцать кучек.
Рето получил свое, выдал расписку и с приветливой улыбкой распрощался с плательщиком, у которого он хитро выспросил сведения о графе Калиостро.
– Передайте его сиятельству, что я жду его пожеланий, – прибавил он.
– Это лишнее, – отвечал плательщик, – его сиятельство граф Калиостро независим; он не верит в магнетизм, он хочет, чтобы люди посмеялись над господином Месмером, и распространяет известия о приключении с чаном ради небольшого удовольствия.
– Это превосходно, – раздался голос на пороге комнаты, – а мы постараемся сделать так, чтобы люди посмеялись над его сиятельством графом Калиостро.
Рето увидел у себя в комнате еще одного человека, который показался ему гораздо более зловещим, нежели первый.
Это был, как мы уже сказали, сильный молодой человек, только вот Рето ни в коей мере не разделял мнения, которое мы высказали о красоте его лица.
Он нашел, что у посетителя угрожающий взгляд и угрожающий вид.
В самом деле: левая рука его лежала на эфесе шпаги, правая лежала на набалдашнике трости.
– Чем могу служить? – спросил Рето с какой-то дрожью, которая охватывала его во всяком затруднительном положении.
– Вы – господин Рето? – спросил незнакомец.
– Да, это я.
– Тот самый, который называет себя де Билетом?
– Это я, сударь.
– Газетчик?
– Это опять-таки я.
– Автор вот этой статьи? – холодно произнес незнакомец, вынимая из кармана еще свежий номер сегодняшней газеты.
– На самом деле я не автор, – отвечал Рето, – я издатель.
– Превосходно, это одно и то же. Если бы я выразил свою мысль, я сказал бы так: «Тот, кто написал эту статью, – подлец! Тот, кто ее напечатал, – презренный негодяй!»
– Сударь! – сильно побледнев, произнес Рето.
– Да! Да, это подло! – продолжал молодой человек, все больше и больше возбуждаясь по мере того, как он говорил. – Только что вы получили деньги, ну, а теперь вы получите палочные удары!
– О! – воскликнул Рето. – Это мы еще посмотрим!
– Да что тут смотреть, – отрывисто, совершенно по-военному отрезал молодой человек и бросился на противника.
Но у противника это был уже не первый случай, и он хорошо знал все обходные пути в своем доме; ему оставалось только повернуться, подбежать к порогу, выскочить из комнаты, толкнуть створку двери и, прикрывшись ею, как щитом, влететь в смежную комнату, в конце которой была знаменитая дверь в коридор, выходивший на улицу Вье-Огюстен.
Очутившись здесь, он был в безопасности: тут была еще одна, маленькая, решетка, которую он одним поворотом ключа, – а ключ всегда был наготове, – открывал, когда, спасаясь, бежал со всех ног.
Но этот день был для несчастного газетчика злополучным днем, ибо в ту самую минуту, когда он взялся за ключ, он заметил сквозь прутья решетки другого человека, который, увеличившись в его глазах, несомненно, из-за волнения крови, показался ему самим Гераклом и который как будто поджидал его, неподвижный и грозный, подобно тому, как в стародавние времена дракон Гесперид поджидал любителей золотых яблок.
Рето оказался между двух огней или, вернее, между двух тростей в каком-то затерянном темном дворике, глухом, расположенном между задними комнатами жилища и благословенной решеткой, открывавшей путь на улицу Вье-Огюстен, другими словами (если бы проход был свободен), путь к спасению и свободе.
– Сударь! – крикнул молодой человек, преследовавший Рето. – Сударь, задержите этого негодяя!
– Не беспокойтесь, господин де Шарни, он не пройдет, – отвечал молодой человек за решеткой.
– Господин де Таверне! Это вы! – воскликнул Шарни, ибо не кто иной, как Шарни, первым появился у Рето вслед за плательщиком.
Когда они утром читали газету, у обоих возникла одна и та же мысль, ибо в их сердцах царило одно и то же чувство, и, хотя им и в голову не приходило поделиться Друг с другом этой мыслью, они все-таки поделились ею.
Мысль эта заключалась в том, чтобы прийти к газетчику, потребовать у него удовлетворения и отколотить его палкой, если он такового не даст.
Однако каждый из них, увидев другого, ощутил, что в нем зашевелилось недоброе чувство: каждый из них угадывал соперника в человеке, испытывавшем то же чувство, что и он.
– Вы позволите мне по-своему разделаться с этим человеком, господин де Таверне? – спросил Шарни.
– Разумеется, – отвечал Филипп, – вы получили преимущество, явившись сюда первым.
– В таком случае, прижмитесь к стене и не двигайтесь, – сказал Шарни, жестом поблагодарив Таверне. – Итак, вы написали и напечатали о королеве забавную сказку – так вы ее сами называете, – которая сегодня утром появилась в вашей газете?
– Это не о королеве.
– «Аттенаутна» – это «Антуанетта» наоборот… О, не лгите! Это было бы так пошло и так гнусно, что я не стал бы ни бить вас, ни даже убивать, а содрал бы с вас кожу живьем! Отвечайте решительно. Я спрашиваю вас: вы – единственный автор этого памфлета?
– Я не предатель, – выпрямившись, отвечал Рето.
– Превосходно! Это значит, что у вас есть соучастник. И, разумеется, это тот человек, который купил у вас тысячу экземпляров этой диатрибы37. Это граф Калиостро, как вы сейчас сказали, – вот кто! Что ж, граф расплатится за себя, а вы расплатитесь за себя. Но, – продолжал Шарни, – так как вы первым очутились у меня в руках, вы и расплатитесь первым.
И он поднял трость.
Не успел он закончить свою речь, как крик, который испустил Рето, показал, что Шарни от слов перешел к делу.
Наконец, устав бить, Шарни остановился, а Рето, устав от взбучки, распростерся на полу.
– Итак, – заговорил Филипп, – вы кончили?
– Да, – отвечал Шарни.
– В таком случае, откройте мне дверь.
– Проходите, господин де Таверне… Этот мерзавец отведет нас к своему печатному станку.
– Но мой станок не здесь, – сказал Рето.
– Ложь! – угрожающе вскричал Шарни.
– Нет, нет! – воскликнул Филипп, – вы же видите: он говорит правду, буквы в наборной кассе, остался Только тираж. А вот тираж должен быть в целости, не считая тысячи экземпляров, проданных графу Калиостро.
– В таком случае он изорвет тираж в нашем присутствии.
– Он сожжет его – так будет вернее. Филипп, принимая именно этот способ удовлетворения, подтолкнул Рето по направлению к лавке.
Глава 9.
О ТОМ, КАК ДВА ДРУГА СДЕЛАЛИСЬ ВРАГАМИ
Альдегонда, однако, услышав вопли своего хозяина и обнаружив, что дверь заперта, побежала за жандармами.
Но до тех пор, пока она не вернулась, у Филиппа и Шарни было время, чтобы зажечь яркий огонь первыми экземплярами газеты, а затем побросать туда, разрывая один за другим, остальные листки, сгоравшие по мере того, как их касался язык пламени.
Первые винтовочные приклады застучали по плитам вестибюля, когда загорелся последний экземпляр газеты.
К счастью, Филипп и Шарни знали дорогу, которую неосмотрительно показал им Рето.
Когда Таверне и Шарни очутились на улице Вье-Огюстен, Шарни обратился к Филиппу.
– Теперь, когда наша экзекуция совершилась, – заговорил он, – буду ли я столь счастлив, что смогу надеяться на вашу снисходительность?
– Тысяча благодарностей. Я хотел задать вам тот же вопрос.