Николай Романов - Встреча с границей
— А вообще правильно делаешь, что с Машкой заигрываешь, — не унимался Железняк. — Не на кобыле же Стручкова выезжать на манеж. Вот великомученица! Каких только тюфяков на себе не таскала! Был у нас в прошлом году еще один такой же экземпляр по кличке Пестрый, так тот за границу сбежал.
— Как это «за границу»? — не понял я.
— Очень просто. Выпустили его на луг без надзора — он и махнул на ту сторону. А там заявил, что перешел границу в поисках лучших условий жизни.
И опять эти насмешливые бегающие глаза. Определенно он редактирует «Протирку» и сейчас собирает дополнительный материал...
СОЛДАТСКОЕ БОГАТСТВО И СОЛДАТСКАЯ ПЕЧАЛЬ
— Иванов, танцуй!
Инквизиторы девятой заставы ничуть не лучше тех, что были на учебном пункте. Еще бы! Получить сразу два письма. Первым, конечно, вскрываю письмо от Любы. Ты уж не обижайся, мама. Тем более, что я наперед знаю, что в твоем письме.
«Сыночек мой, Коленька! Что-то ты редко стал писать. А ведь у меня вся отрада в жизни, что твое письмецо. (В этом месте обязательно расплывутся чернила.) Ну хоть два словечка: жив, здоров, только почаще. Заморозки у нас нынче ранние. Всю картошку выбрать не успели. Председатель колхоза...»
Знаю, знаю, мама, и что скажет председатель, и чего не скажет новый секретарь комсомола Лука Челадан. Загрустил парень. Письма бодрые, шутливые, а между строк проступают слезы:
«Один, яко перст. Все ушли, кто в армию, кто на учебу. Хожу как клуша среди цыплят...»
Любин почерк мне показался незнакомым.
«Уважаемый товарищ пограничник!
Долго ждала от тебя письма. Но увы и ах! Вообще, я все пока делала первой: позвала на рыбную ловлю, в лес, подошла в клубе, нашла адрес...»
«Да ведь это почти признание! — промелькнуло у меня. — Милая, хорошая, умная! Чувствуешь ли ты, как у меня вдруг стало теплее на сердце? Как ослепительно, по-весеннему засияло солнце!»
«Но ты, пожалуйста, не воображай, что и дальше все пойдет тем же путем. Л.»
Тепла как не бывало. Только лицо горело, будто меня отхлестали по щекам. Эх, Люба, Люба!. Если бы ты знала, как закрутили, завертели и уже изрядно помяли меня пограничные будни. И все-таки я не переставал думать о тебе. Сколько раз мысленно стоял под раскидистыми, тяжелыми, как дождевые тучи, кронами карагачей, слушал незнакомую музыку, доносившуюся из клуба, вздрагивал от прикосновения твоей руки. И уже несколько дней ношу в кармане неотправленное письмо.
Конечно, для тебя фамилия «Корнилов» обычная, рядовая, но среди пограничников отряда она звучит по-особому. Кругом только и слышится: «Полковник Корнилов приказал», «Полковник Корнилов на соседней заставе», «Смотр будет проводить сам полковник Корнилов». К этой фамилии никто не оставался равнодушным, а уж о «почтальонах» застав, через руки которых проходит почта, и говорить нечего. Они и без обратного адреса найдут автора письма. И тогда загудят пограничные провода, зашумят курилки, сушилки, лишний раз подтверждая, что солдатское любопытство безгранично.
Есть же счастливчики, которые ездят в штаб отряда. Правда, эти счастливчики «с бородой» — так Петька Стручков именует старослужащих.
И тут меня осенила мысль: «А что, если позвонить Любе по телефону?» Как это я раньше не додумался?
Дежурил по заставе ефрейтор Железняк. Конечно, лучше бы кто-нибудь другой, но сейчас у меня нет выбора.
Хожу около комнаты службы и только что не облизываюсь, как наш кот Прошка, когда ему нужно было что-нибудь стащить у мамы из погребка. Железняк заметил меня.
— Ты чего болтаешься около двери, как маятник?
— Скучно. Нельзя посидеть немножко около дежурного?
— Валяй! Может, тебе мягкое кресло принести?
— Ну и язык...
— Какой? Острый, длинный, бойкий? Только не повторяйся. Не люблю штампов.
Молчим. Железняк читает толстую книгу, изредка посматривает на меня, щурит свои насмешливые глаза. Наверное, какую-нибудь каверзу придумывает. Но ничего не поделаешь. Ради того чтобы позвонить, на любые жертвы пойдешь.
— Ты что читаешь?
— Коран. Интересная книга. Про любовь.
— Ты всех дураками считаешь?
— Всех, кроме себя.
Нет, с этим чертом надо поласковее, иначе ничего не получится со звонком. Подсаживаюсь поближе к телефону.
— Алеша, вот телефон стоит...
— Гениальное открытие! — осклабился Железняк. — Впрочем, я тоже это заметил. Так что не один ты гений.
— Он напрямую с отрядом?
— Не только, с отрядом. Можешь даже Москву вызвать. У меня уже однажды был такой случай на севере. Звоню в отряд, чтобы время спросить, а у телефона сам начальник пограничных войск Союза. Генерал! Я сначала думал, дежурный телефонист разыгрывает, хотел даже шугануть как следует, а когда раскусил — слова не мог выдавить. Начальник заставы за меня договаривал, да и тот заикался.
— Хватит дурачить.
— Честное пограничное! После начальника заставы опять меня позвал к телефону. Расспросил: кто, откуда, сколько служу, имею ли медаль пограничную, хорош ли харч, выдали ли зимнее обмундирование... Про обмундирование я загнул тогда, сказав, что выдали. И не то чтобы хотел соврать, а просто так, от волнения выскользнуло.
— А потом начальник пограничных войск пригласил тебя в Москву кофе пить?
— Он кофе не пьет, только чай, и только крепкий, «пограничный», — убежденно поправил меня Железняк.
— А еще что он любит?
— Ну исправную службу, конечно, и баньку с паром. И тоже неспроста. Сегодня помылся в солдатской баньке, завтра отведал хлеба местной выпечки, послезавтра заглянул в прачечную, увидел белье застиранное — глядишь, начальству хозяйственному или, вернее сказать, бесхозяйственному тоже будет парная с березовым веничком. Простой пример. Поговорил генерал тогда со мной по телефону, а после я сам несколько дней интервью давал своим командирам. Даже из округа звонили. И как узнали, чем интересовался генерал, на второй же день всех в зимнее обмундирование одели... — Железняк поднялся. — Вот что, парень, зачем пришел? Звонить?
— Да, — вырвалось у меня.
— Кого вызвать?
— Нет, я вообще...
— С «вообще» не соединят. Подежурь минут двадцать, пока я перекушу.
«Ну, двум смертям не бывать, а одной не миновать!» — подумал я и чужим, деревянным голосом попросил квартиру начальника отряда. Из трубки ответили: «Полковник в штабе. Соединяю». Я испуганно нажал на рычаг телефона. Но вскоре раздался резкий звонок.
— Рядовой Иванов слушает! — ответил я и тут же почувствовал, как задрожала трубка в руке.
