Людмила Малёваная - Искатель. 2014. Выпуск №3
— Пойдемте, — Надин зовет Шевеловского с собой.
Мы ждем. Время тянется еще медленнее, чем обычно. Мы скучковались и молча смотрим друг на друга. Санька нервно кусает губы, тормошит обивку кресла. Голова Бингера от волнения трясется — он подставляет сухую ладонь к виску. Лупя тихонько доедает остатки хлеба, переступая с ноги на ногу.
— Вы совсем там спятили? Может, еще наружу выйдем? — вскрикивают громкоговорители, и мы от неожиданности вздрагиваем. — Вы понимаете, что мы можем взорваться на хрен, со всеми вашими экспериментами? Перераспределить поля! В ручном режиме? Нет тут такого режима! Все компьютер делает! Автоматика корабля! Подсчеты велись годы! Балансировка, сверка. А вы тут раз-два на коленке!
Санька рвется в кабину пилота, сжимая кулаки. Хватаю его за свитер и пытаюсь успокоить.
— Волчара трусливая! Совсем мозги засохли!
Снова тишина. Ждем. Санька маячит как зверь туда-сюда, пинает кресла. Бингер заламывает руки, ежеминутно пытается сесть, но снова вскакивает и вытягивает вперед шею. Лупя, тот уже уселся, смотрит в пол.
— Ну! Предположим! — продолжают динамики. — Перенаправлю на внешнюю. А если пробой поля? А если мы без защиты останемся? Клетки вскипят!
Снова мучающая пауза. Слышно только наше неровное дыхание.
— Хрен с вами! Запущу! Все равно нас нет уже! На какой уровень, говоришь? Процентов на семь? Продольную напряженность менять? Нет! Если бы я знал, где мы! Мы нигде!
Стоим. Ждем.
Входит профессор, за ним Надин. Она бледная как полотно, глаза большие, но все такие же красивые, ясные.
— Все. Пробуем! — Шевеловский сглатывает, садится на свое место, откидывает отяжелевшую голову и закрывает глаза.
Несколько минут ничего не происходит. Но вот мозг начинает напрягаться, кровеносные сосуды словно натягиваются. Мысли начинают безумную карусель.
Черные тени вновь побежали по стенам салона. Они завывают, свистят. К нам тянутся уродливые лапы. Санька весь напрягся, сжал в руке пластмассовый ножик. Бингер и Лупя прижались друг к другу, глаза закрыты, трясутся. Меня тоже колотит, закрываю глаза. Только вой и стоны. Закрываю уши…
Сквозь сомкнутые веки вижу каких-то людей. Они смотрят на меня безумными, полными отчаянья глазами. Их много. Над ними летает что-то громоздкое, бесформенное.
Бьюсь головой о спинку переднего кресла, отгоняя кошмарные виденья. Заставляю себя открыть глаза. Шевеловский держится стойко. Умственное напряжение видно в каждом вздохе.
Провал…
Прихожу в себя. Встаю и, шатаясь, направляюсь к профессору.
— Что?
Шевеловский бледен. Губы дрожат.
— Не вышло. Чего-то не хватило. Какого-то импульса. Какой-то энергии.
Он обхватывает седую голову руками и тихо плачет. Оглядываюсь. Остальные без сознания. Пластмассовый нож валяется на зеленом ворсе.
Тени исчезли. По коже бегает едва заметный ток, щекочет виски.
— Бьет током немного. Так и должно быть?
— Уменьшилось внутреннее поле до минимума. Дальше системы защиты не позволяют, — профессор замолкает, вытирает слезу. — Энергии не хватило. Не хватило…
Пришел в себя Бингер. Бочком ковыляет в туалет. Стараюсь не глядеть на мокрые штаны. Завсхлипывал Лупя.
— Чуть не обделался, на хрен, хорошо, что не ел. — Санька пытается встать, но ноги не держат, и он отворачивается к окну.
Заорал динамик:
— Надеюсь, вы там все живы еще? До предела выжал! Больше никак! Руки вон ходуном ходят. Эти — черные — почти осязаемые. Стонали…
— Я чай пролил, — комментирует вернувшийся Бингер.
— Знаем. Я сам чуть не пролил, — без тени иронии отвечает Санька.
Профессор смотрит в черноту иллюминатора. На вопросы не отвечает.
Замечаю Надин. Она не у себя. Сидит в кресле впереди, укутавшись в плед, и дрожит. Вижу, что Санька хочет подойти к ней, но не решается, терзает себя.
Становится легко. Я улыбаюсь. Напряжение скатывает, как' морская волна. Мягко, одурманивающее…
Лагуна… Доплыли…
За стеклом иллюминатора проплывает рейс 3469-й. Весь в иероглифах. 3468-й, значит, прозевал. Глубоко, сладко вздыхаю. Мы не одни.
— А мы бубнями! Во! Э! Ты мне в карты не пялься!
Санька снова бодр и весел. Лупя обдумывает очередной ход.
Надин уходит к себе. Через некоторое время в салон врывается запах жареной картошки.
Шевеловский поворачивается ко мне.
— Что на нашем корабле не так, как у собачьего? Что?
Я вяло пожимаю плечами.
— Не хватило ничтожной малости! Стремящейся к нулю! Именно эта энергия сместила баланс. Она причина катастрофы! Инженеры просчитались, Иван.
Шевеловский поднимается и шаткой походкой идет в хвост корабля.
Думать о плохом не хочется, но профессора слишком долго нет. Волнение пробивает брешь в медовом потоке нирваны.
Я стучу в кабину.
— Сергей Евгеньевич! С вами все хорошо?
Ответа нет. Стучу настойчивей.
«Культурный уровень Шевеловского не позволил бы не ответить на вопрос! Что-то случилось», — ударила в голову тревожная мысль.
— Саша! Быстро сюда!
Санька ломится в дверь, но ответа нет.
— Ломаем! — кричу я. — Без профессора нам конец.
Он бледнеет, понимая мои слова.
Вместе обрушиваемся на серебристую дверь. Табличка «туалет» падает на пол.
— Давай еще раз! — ору Саньке в ухо.
Плечо вываливается из сустава. Жгучая боль. Я вою.
Щеколда трещит. Мы вваливаемся в кабинку. Шевеловский сидит в углу. На запястьях рваные раны. Чем он умудрился?
— Надин! — кричу я. — Аптечку!
Мы тащим Шевеловского на его место. Кровавый шлейф остается на зелени ковролина бурой тропой.
— Бинты!
Профессор без сознания. Что-то бубнят динамики. Мечутся Лупя и Бингер.
Боль. Тело профессора выскальзывает из моих рук. Меня трясет. Иглы вонзаются в шею, грудь, плечи.
Черные тени машут гигантскими крыльями, хохочут…
Барьер боли! Нет! Только не сейчас!.
Санькины руки тянутся, чтобы подхватить меня. Темнота…
Я открываю глаза.
— Бинты! Бинты! — кричу как сумасшедший.
— Не надо бинты! — Санька останавливает подбежавшую Надин.
— Ты что? Он еще жив! — ору я.
Провал. Словно схватил оголенные провода. Темнота…
Озираюсь по сторонам. Профессор что-то тихо говорит окружившим его. По выражению лица видно, что ему стыдно за происшедшее. На запястьях ни царапины. Я хватаюсь за плечо. Не болит.
Уфф… Чудное место! Спасибо тебе! Спасибо!
Я небольшими глотками пью ароматный чай. Больше ничего не хочется. Даже крекеры не лезут.
Профессор смотрит в окно. Мне хочется его поддержать, но я не нахожу слов.
