Алла Касперович - Наследница Ветра
— Обойдешься, — ответила Паучиха, когда я озвучила ей свое предложение после третьего осушенного кубка. — Я тебе что, на благотворительную организацию похожа? Или эта… Как ее? Слово модное слыхала недавно от заехавшего остроухого… Да как же его? Агррр! — бабулька стукнула кулаком по столу с такой силой, что я аж подпрыгнула. — Да уж, память с годами подводит… Ой как подводит…
— Далось тебе это слово! — скривилась я. Как-то незаметно для обеих мы перешли на «ты». Точнее я перешла, ведь Паучиха и раньше отказывалась соблюдать этикет. — Хочешь, я его узнаю?
— Гадать будешь? — заплетающимся языком спросила гномиха.
Точно таким же голосом ответила и я:
— Что-то вроде того.
— Тогда не надо. Это дело этой… Во! Дело чести.
Пока старушка морщила лоб, силясь вспомнить нужное слово, я попыталась сосредоточиться на своих мыслях. А точнее собрать их в кучку. И что эта бабка только добавляет в свою настойку, что мой здравый смысл (если только он был у меня изначально) собрал свои вещи и помахал мне ручкой.
— Погоди, погоди… сейчас вспомню. Не, ну слово ж такое мудреное. Погоди чуток… А вспомнила! Альтруистка!
— А? — я непонимающе уставилась на свою собеседницу. — Что альтруистка?
— В смысле? — на меня смотрели такие же, как и у меня, глаза, в коих не наблюдалось ни одной более-менее здравой мысли.
— Альтруистка. Ты вообще о чем?
И настал всеобщий ступор…
Мы с Паучихой смотрели друг на друга так, словно пытались решить серьезный вопрос, над которым сотни ученых бились не одно столетие. И проблема была решена так, как и бывает в подобных случаях.
— Еще по одной?
— Наливай.
Глава 9
— Что стоишь, качаясь…
— Чего-то там рябина…
— Чем-то там склоняясь…
— До, по-моему, дрына…
— Нет, — я покачала головой, отчего мысли еще больше спутались. — Там вроде как о тыне говорилось.
На меня уставилась пара таких же, как и у меня, затуманенных глаз. Паучиха уже давно стащила со своей головы платок, и на ее плечи рассыпались тяжелые русые косы, причем без единого намека не седину. Не уверена, быть может, мне показалось, но даже морщины на лице «старушки» разгладились. Все, малолетним гадалкам больше не наливать.
— Иди ты! Дрын там был!
— Нет! Не дрын! — гнула я свое. — Тын там был! Исидой клянусь! Тын!
— А я говорю — дрын!
— А я говорю — тын!
— Дрын!
— Тын!
Мы сцепились взглядами, потому что физически не получалось, как бы мы ни пытались — комнату сильно штормило. Или нас.
— Ладно, — махнула рукой Паучиха. — Твоя взяла. Пусть будет дрын.
— Вот. Я ж и говорю, что в песне дрын был.
Старушка (ой, старушка ли?) довольно хмыкнула и пригубила еще своей фирменной настойки.
Мне кажется или меня только что, как сказала бы Айри, развели?
Выяснить, так ли это мне не удалось. Наш девичник был нарушен появлением Рэя. Как всегда, его лицо ничего не выражало, но мне почему-то казалось, что он не слишком доволен открывшейся его взору картиной.
— О! Красавчик! Иди сюда, милай, сейчас я тебя как приголублю, ой как приголублю!
— Паучиха!
— Жалко, да? Я ж не надолго! Так, разок попользуюсь.
— Скоро начнется, — объявил он и вышел.
— Что начнется? — спросила я, пытаясь привести собственные мысли хотя бы в какое-то подобие порядка.
Паучиха пожала плечами и налила себе еще порцию.
— Скоро вожди выйдут, — объяснил невесть откуда взявшийся на моих коленях фамильяр. Он принюхался к содержимому моего кубка, недовольно сморщил носик и громко чихнул. — Кир, ты б поосторожнее с этим зельем. Ты хоть почувствовала, что там намешано?
Если честно, то как-то не особо.
— А чего там чувствовать-то? — заплетающимся языком сказала я. — Мед, травы и… что-то еще.
— Вот именно! — фыркнул Кузьмяк. — И это не просто что-то. Это же горечавка!
Меня словно дубинкой по голове огрели. Здоровенной такой.
— Горечавка? Ты уверен?
— Ты не доверяешь моему носу?
В чем-чем, а в способности Кузьмяка унюхать самые тонкие запахи я уж точно не сомневалась.
О-о-о… Кажется, началось…
Если бы только Наставница была рядом… Нет, хорошо, что она этого не видит. Я бы сейчас точно хорошенько схлопотала по когда-то многострадальной пятой точке. Видимо давно меня как следует не чихвостили, раз я так опростоволосилась. Горечавка! Это же надо!
Перед моими глазами все поплыло, и я уже почти не понимала во сне я или наяву. Хотя здесь ошибки быть не могло. Снов я не видела уже много лет. И все же было ощущение, будто собственное тело мне не принадлежит, а я сама — сторонний наблюдатель происходящего.
О Исида, помоги мне!
— Кира! Кира!
Я уже не могла разобрать, послышалось ли мне это или меня действительно кто-то звал. Кузьмяк? Нет, не он… Рэй? Не уверена. Скорее всего я просто ошиблась.
Внезапно я почувствовала острую боль, а перед моими глазами оказался чей-то сапог. Один. Перевернутый. Собрав остатки разума, я попыталась понять, что со мной сейчас произошло. Похоже, я упала на прямо под стол. Да уж, не вяжется это как-то с моим благородным воспитанием. Видел бы меня сейчас мой чопорный папочка. Хотя… Ему должно быть все равно.
Как же ноет подбородок. Наверное, я его сильно счесала. Пыль уже начала свое черное дело, и я уже сейчас чувствовала, что воспаление мне обеспечено. Кроме этого меня еще кто-то тыкал в щеку чем-то мягким и в то же время твердым. Лапка. Кошачья лапка. Когтистая кошачья лапка!
— Кузьмяк… — я хотела прикрикнуть на фамильяра, но с моих губ сорвался лишь слабый стон.
— Кир-ра, хозяйка моя любимая! Вставай, пожалуйста! Не пугай меня так! Вставай! Вставай! Не бросай меня! Не надо! Не надо… как мама… Не надо, как мама!!! Рэй! Рэй! Она отравилась!!!
Почему он плачет?.. Мне хотелось утешить котенка, погладить его по голове, прижать к себе… Но теперь моих сил уже не хватало ни на что. Я не могла даже моргать.
Странно… Похоже, туман в моей голове рассеялся, и я уже была способна мыслить. Только вот меня самой не было.
Тишина. Звенящая тишина. Но она меня не пугала. Мне было хорошо. Мне было спокойно. Вокруг меня (хотя я уже не была уверена, существую ли я вообще) был свет, ослепительный белый свет. Мне было хорошо и спокойно. Мне было так… одиноко.
Я не знала, как долго я находилась в этом слепящем свете. Минуту, день, неделю? А было ли там вообще такое понятие, как время? Меня мучило много вопросов. Однако постепенно все становилось неважным. И наконец остался лишь один вопрос: кто я? А потом исчез и он.
Как вдруг…
