Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта
— Они долго упорствовали. Наконец, оба назвали свои настоящие фамилии. Показания их, в общем-то, не противоречат тому, что показывает Алексеев.
— Александр Дмитриевич, попросите привести его сюда…
В кабинет начальника Вологодского управления государственной безопасности ввели невысокого, коренастого человека. Высокий лоб и прямоугольный подбородок подчеркивали в нем недюжинную волю и твердый характер. В спокойных серых глазах незаметно было и тени смятения. На предложенный стул он опустился неторопливо, положил руки на колени.
— Курите? — спросил его Галкин.
— Курю, товарищ полковник.
— Пожалуйста.
Алексеев взял папиросу. Жадно затянулся.
— Ваша действительная фамилия? Имя, отчество?
— Алексеев Николай Васильевич.
— А Орлов?
— Это немцы так меня окрестили. Под фамилией Орлов я обучался в немецкой разведшколе…
— Так как же, Николай Васильевич, получилось, что вы — старшина Красной Армии, отличник службы — оказались нашим врагом?
— Я не враг, товарищ полковник, и прошу мне верить. Я пошел в немецкую разведку, чтобы освободиться от плена и попасть к своим.
— Не верю, Алексеев. Если бы вы с таким намерением шли в разведку, то явились бы к нам с повинной сразу же после выброски. А ведь было не так. Когда вас перебросили через линию фронта?
— Первого марта.
— А задержали вас восьмого. За-дер-жа-ли, а не сами вы к нам пришли.
— Разрешите объяснить, товарищ полковник.
— Попробуйте.
— Как вам известно, я был переброшен не один. Со мной были Диков и Лиходеев. Они не рассчитывали сдаться. Мне пришлось тщательно скрывать свои намерения от них. Согласитесь, они могли просто-напросто пристрелить меня.
— Расскажите подробно о ваших действиях после приземления.
— До Бабаева мы добрались удачно. Сели в поезд и через ночь оказались в Вологде. Подыскали частную квартиру. Хозяину объяснили, что приехали получать обмундирование и фураж для своей части. Потом поехали за рацией и продуктами, которые были спрятаны в лесу, примерно километрах в тридцати от Бабаева. Вернувшись, решили заночевать на станции, в зале ожидания. Диков и Лиходеев попросили меня разведать, нет ли на вокзале работников милиции. Вслед за мной в зал ожидания вошли два красноармейца с повязками патрулей. Я подошел к ним и попросил доложить обо мне в районный отдел государственной безопасности. «Как прикажете вас рекомендовать?» — с улыбкой спросил один из них. «Скажите, что с ними добивается встречи человек с той стороны». — «С какой с той?» — переспросили они. И тут же потребовали документы и обыскали меня. Диков и Лиходеев, вероятно, видели все это в окно и скрылись.
— Кто у вас в группе старший? — перебил его Галкин.
— Лиходеев. Я радист.
— Радиостанция одна?
— Да.
— Диков и Лиходеев могут работать на рации?
— Нет. Они окончили ту же школу, что и я, но они были на отделении разведчиков, а я радистов.
— Назовите позывные вашей радиостанции и разведцентра, с которым вы должны были держать связь.
— Позывные моей радиостанции три последние буквы моего имени — «лаи». Только буква «и» без краткого знака. А позывные немецкого разведцентра: «Вас» — три первые буквы моего отчества. Все это легко запоминается.
— Немудреная конспирация. Значит, вы утверждаете, что пошли в немецкую разведку затем, чтобы попасть к своим.
— Да, товарищ полковник, и я готов делать все, что посчитаете возможным поручить мне…
Галкин приказал увести арестованного.
— Что же будем делать, Александр Дмитриевич, — повернувшись вместе со стулом к Соколову, спросил его Галкин, — не попробовать ли завязать с немцами «игру»?..
— Да, но слишком много времени прошло с момента их выброски, поверят ли немцы и пойдут ли на…
В это время коротко, но властно звякнул телефон. Вызывала Москва.
— Слушаю… Да, это я — Галкин… Нет, не отправили еще… Думаю над тем, нельзя ли их использовать на дезинформации… Хорошо, попробуем, если пойдут на связь, сообщим.
Галкин положил трубку и опять повернулся к Соколову:
— Вот, Александр Дмитриевич, Москва не возражает заставить Алексеева послать немцам телеграмму. Если немцы поверят и завяжется связь, нам помогут. Кому поручим это дело?
— Я думаю, товарищу Ходану.
— Не возражаю.
4Ход операции сначала тщательно разрабатывался в стенах управления. Цель ее заключалась в том, чтобы ложными сведениями ввести в заблуждение командование немецкой армии. Москва придавала операции серьезное значение. Тексты телеграмм, различные сведения сначала согласовывались с Центром, а затем уже шли в эфир. Немцы верили сообщениям Орлова-Алексеева. Сотрудники же Вологодского управления государственной безопасности старались придать этой связи естественный характер.
Перед выброской в наш тыл немцы снабдили своих агентов командировочными удостоверениями военнослужащих Красной Армии. Срок действия их истекал. Садились и батареи радиостанции. Об этом постоянно напоминалось немцам в радиограммах.
Но Гемприху не хотелось лишаться ценной информации, которую давал Алексеев.
В июле немцы сбросили в указанное место два баллона с продуктами, обмундированием, оружием, деньгами и документами. Они сразу же были найдены, но немцев заставили поволноваться. В очередной телеграмме сообщили, что «баллоны не могли найти».
Гемприха это встревожило…
«В баллонах кроме съестного были паспорта с вашими фотографиями. Если все это будет найдено не вами, то оставаться дальше будет опасно».
В следующей телеграмме его успокоили:
«Баллоны найдены».
Немцы не заставили долго ждать и быстро дали ответ:
«Вы молодцы, здорово наладили дело! Очень рады, что вам наконец удалось найти помощь».
5Сводки Совинформбюро люди читали с болью в сердце. Немецкие полчища рвались к кавказской нефти, топтали созревшие хлеба на Украине и Смоленщине. Жестокие бои велись на подступах к Сталинграду.
С тяжелым вздохом положил газету Дмитрий Данилович Ходан. Он зашел в кабинет к следователям, переставил на карте флажки, которыми отмечалась линия фронта.. В дверь заглянул сотрудник секретариата Саша Шубейкин.
— Товарищ Ходан, к начальнику! Разыскиваю тебя по всему управлению.
Лев Федорович Галкин сосредоточенно просматривал документы, делал пометки на полях. Не поднимая головы, кивком пригласил Ходана садиться.
— Как настроение у Алексеева, Дмитрий Данилович?
— Неважное, товарищ полковник. Получил письмо от матери из Горького. Пишет, что о жене никаких известий нет. Очевидно, она осталась в оккупации.
