Николай Борисов - Укразия
Подошел Энгер. Мрачные и решительные глаза метались по комнате.
— Вестовой! — крикнул он.
Вестовой вытянулся, не чувствуя себя от страха. Он не знал никакой вины за собой, но чувствуя грозу, вытянулся и ждал.
Генерал отвел глаза от трупа.
— Уф, просто жутко, ротмистр.
Офицер, взяв со стола лист бумаги, протянул генералу.
— Оставлена записка, ваше превосходительство. Генерал схватил.
«Негодяй, убью в упор».
— Это по вашему адресу, ротмистр. Не завидую.
— Я не боюсь, генерал. Эй, ты, стань ближе.
Вестовой сделал два шага вперед и, вытянувшись, считал минуты. Увидев его, генерал рассвирепел. О, на нем, на солдате, он может сорвать всю злобу.
— Арестовать его, ротмистр!
— Слушаюсь.
— И пусть сидит, сукин сын, и кормит вшей, до тех пор, пока не поймают эту большевистскую стерву.
И генерал погрозил кулаком перед лицом вестового.
Вестовой то бледнел, то краснел, и в груди его просыпалось неодолимое желание схватить за горло генерала и бить его головой о стены, о пол.
Катя спускалась с лестницы. Увидав вбежавших во двор офицеров, она притаилась.
Спускаться вниз нельзя. Дорога отрезана.
Минута колебания, и Катя, затаив дыхание, с лестницы перешла на карниз и, цепляясь руками за камин, как тень, заскользила под воротами.
Внизу офицеры бегали по закоулкам двора… Скрылись во втором дворе.
Мат, сидя посреди двора, изредка, подняв морду, пронзительно выл…
Катя шла по карнизу.
В одном месте стена осыпалась и большая груда камня поднималась почти до середины стены. Осторожно ухватившись за карниз, Катя спустилась и спрыгнула на камни. Камни покатились вниз и вместе с ними, теряя сознание, Катя.
Шум…
Офицеры выскочили со второго двора.
Мат бросился на них и начал яростно лаять. Офицеры отступили назад. И увидели, как мелькнул силуэт женщины в воротах…
Два выстрела…
И побежали.
Отвалилась штукатурка. Мат завизжал и бросился в угол двора и стал ожесточенно лаять.
Офицеры выбежали на улицу. К ним присоединились выбежавшие из квартиры генерал, Энгер и офицеры.
— Где? Где?
— Побежала по улице.
— Куда? Машину!
— В ту сторону.
— Не могла далеко уйти. Вскочили в автомобиль. Понеслись.
Катя, задыхаясь, бежала но улице… Все заперто. Пусто… Пусто… Напрягая все силы, борясь с неодолимой усталостью, Катя бежала по улице. Вдали шум автомобилей.
Катя, теряя сознание, уцепилась за железную решетку окна. Остановилась, тяжело дыша.
Это была типография.
Там рабочий в больших очках, с окладистой бородой, получал прокламации.
— С утра. В четыре часа. По гудку.
— Хорошо, товарищ.
Взял прокламации, глянул в окно и вздрогнул. Он увидел Катю, судорожно вцепившуюся в решетку окна.
Пришла в себя. Побежала дальше.
— Помните, в четыре! — крикнул рабочий и выскочил на улицу.
Вскочил в мотоциклет с корзинкой сбоку, помчался за Катей.
Катя бежала посредине мостовой. Ее шатало. Мотоцикл догнал ее. А сзади, нагоняя их, неслись два автомобиля.
Рабочий, направив корзину под ноги Кати, замедлил ход. И, проезжая мимо, подбив ее, сильной рукой втащил в корзину и дал полный ход.
Катя не растерялась. Выхватила револьвер и, повернувшись, выстрелила в рабочего в упор. Но от движения, от толчков, от слабости пуля пролетела мимо, застряв где-то в добродетельной стене.
Рабочий выхватил револьвер и резко швырнул его на дорогу.
— Товарищ!
— Что?
— Свой!
Катя вздохнула, пожимая ему руку, и без сил откинулась в корзину.
Автомобиль развил скорость и мчался за мотоциклом. Офицеры открыли стрельбу.
Возмущенный Энгер, вскочив с сидения, крикнул офицерам:
— Не стрелять! Взять живьем!
Автомобили уже мчались по бокам мотоциклета и ехали так близко, что мотоциклету не было возможности что-либо предпринять.
Так и проконвоировали мотоциклет к контр-разведке.
Генерал легко выскочил из автомобиля. К нему подбежал дежурный.
— Ваше превосходительство, восстание.
Катя и рабочий вышли из мотоцикла и сразу обратились в слух.
— Что?! — заорал генерал. — Да говорите толком! Что?
Что?
— Восставшие рабочие наступают на вокзал.
— Черт побери вас всех! — заорал генерал. Катя с торжествующей улыбкой взглянула на выходящего из автомобиля Энгера.
Энгер закусил губу.
— Чего стоите! — кричал генерал. — Арестовать вот этого голубчика.
А потом, приблизившись к Кате, генерал, помахивая запиской, написанной Катей, спросил:
— Это вы писали?
— Да.
— Ну, Энгер… Вы ее заслужили. Энгер подошел и, откозыряв, спросил:
— Что угодно приказать?
— Нет… Нет… Я разрешаю вам, ротмистр, если вы хотите, минут десять с ней покататься в моем автомобиле.
Катя отшатнулась.
— Подлец! Генерал засмеялся.
— Он вас заслужил, сударыня.
Энгер, вынув револьвер, подошел к Кате.
— Садитесь.
— Нет! Ни за что. Расстреливай здесь.
— Это успеется, не правда ли, ротмистр? — засмеялся генерал.
Энгер, сжав руки Кати, втолкнул ее в автомобиль и сел рядом.
— Трогай.
Шофер завозился у машины.
Рабочий, оттолкнув офицера, хотел вскочить в автомобиль к Кате.
Борьба. Во время борьбы борода рабочего осталась в руках у офицера. Она была приклеена.
— Трогай! — крикнул Энгер.
Автомобиль тронулся, и Катя, обернувшись, все же успела узнать Джона Фильбанка.
«Он жив!» — чуть не вскрикнула она. Автомобиль умчался.
— На вокзал! — приказал Энгер.
Перед изумленным генералом во весь рост стоял расстрелянный Энгером шофер. Генерал провел рукой по лбу.
— Ничего не понимаю.
И быстро подошел к Джону.
— Нет, это невероятно! Как фамилия?
— Джон Фильбанк, — последовал спокойный ответ. К генералу подбежал дежурный по контр-разведке.
— Ваше превосходительство, генерал Гаврилов просит вас на минутку…
Полный удивления генерал вбежал в кабинет начальника.
Посреди комнаты стоял, как живой, правда, оборванный, истрепанный, пожилой с проседью человек.
Генерал остолбенел.
Перед ним стоял комбриг 42, Сушков, генерал генерального штаба.
— Вот, полюбуйтесь, вот он, комбриг Сушков, тот самый, которого расстрелял собственноручно ваш ротмистр Энгер.
Генерал изменился в лице. Подошел к Сушкову и даже потрогал его пальцем.
