Лев Корнешов - Зона риска
— Ладно, курочка, — сказал Князь, — мы еще побеседуем на темы, представляющие взаимный интерес. А пока успокойся, крошка.
И они ушли.
Инна нашла силы подняться к себе в квартиру, но даже валерьянка не принесла успокоения.
Потом Князь позвонил и приказал отнести кое-что по адресу, который не следовало записывать — только запомнить. Инна стала носить свертки, пакеты, кейсы. Там, куда их приносила, тоже получала другие свертки, пакеты, коробки. Среди постоянных партнеров Князя был таксист по прозвищу Сеня Губа. Инна в условленном месте садилась к нему в машину и получала для Князя «посылки». Сеня Губа считал Инну красивой девочкой, но ее уже трудно было подловить на дешевую приманку.
Чтобы не было неясностей, она сразу предупредила Сеню Губу, чтобы он не старался — у нее другие планы. Сеня не обиделся, заявил, что подождет.
Князь ей сказал, что свой долг она может и отработать. У него «фирма», чистая прибыль распределяется по труду и уму. Если Инна будет работать на «фирму», она сможет постепенно гасить долг и еще кое-что иметь на повседневные расходы. Инне вначале казалось невероятным счастьем, что нашелся такой простой выход. «Работа» была простой — привезти, отвезти, встретиться, передать записку, позвонить по телефону.
Случалось и так, что Князь поручал ей с кем-то познакомиться, а потом будто случайно познакомить и его. Иногда это были молодые иностранные туристы. Инне не составляло труда где-нибудь в холле гостиницы перекинуться парочкой слов с веселыми парнями, для которых поездка в «эту Россию» представлялась сплошным приключением. Инна была яркой, броской девочкой, на нее обращали внимание. Потом следовало приглашение встретиться вечерком, и она от него не отказывалась. Князь «случайно» возникал где-нибудь поблизости...
Инна добросовестно работала на Князя. Бывший муж-актер вдолбил, что вокруг одна мерзость и интриги, а Борис Маркович приучил жить не по средствам. Кажется, все это подтверждалось. Она была даже благодарна Князю за то, что тот не проявлял к ней никакого интереса, только «по делу».
Так тянулись дни, из которых ни один не запоминался — катились серыми комочками.
Князь ее ценил. Как-то он мимоходом заметил, что долг приближается к концу. О том, какие его «деловые» поручения выполняет Инна, не было известно и ближайшим компаньонам. Князь не любил трепаться, каждый знал только то, без чего в «деле» не обойтись.
Нельзя сказать, что Инна не видела некоторый уголовный оттенок в действиях Князя и своих собственных. Но как когда-то с Борисом Марковичем, так и сейчас думалось о том, что все это временно, вот выпутается из денежных затруднений, и тогда...
Каждый день она ожидала какого-нибудь маленького чуда, на каждое новое знакомство смотрела с надеждой, а вдруг... Но ничего не случалось, и она почти безошибочно определяла, что́ ей через полчаса после знакомства предложит какой-нибудь парень, с которым свели ее деловые интересы Князя.
— Она из породы умных дурочек, — сказал о ней как-то Князь.
Артем был не совсем прав, ибо жизнь не обидела Инну ни привлекательностью, ни цепким умом. Сложись у нее по-другому последние годы, может быть, и не было бы той пустоты, которую она всерьез принимала за исключительность своей натуры.
Родителям всегда не было до нее дела. Вечно занятый отец, инженер на небольшом заводике, все вечера просиживал у телевизора. Мать тоже работала и возвращалась домой, нагруженная тяжелыми сумками. В сумках были сахар, масло, печенье, фрукты, крупы и еще многое другое. Мать была сестрой-хозяйкой в больнице и часто упрекала отца в том, что тянет на своих плечах всю семью. Это была рослая женщина, с широкой костью, крупными полными губами, выпиравшими скулами. В больнице ее все, даже главный врач, побаивались, а родственники больных не скупились на подарки. Из хрустальных ваз и вазочек она уже вполне могла бы оформить небольшую, но ценную выставку.
Сумки с продуктами являлись существенным дополнением к семейному бюджету. Отец знал происхождение этих продуктов, порою морщился, но с аппетитом уничтожал завтраки и ужины.
Мать говорила, что такая семейка — это тяжелый крест. Несла она его крикливо, порою впадала в истерики, и тогда отец, махнув на все рукой, уходил к приятелям играть в преферанс. Он отмалчивался, предпочитал ни во что не вмешиваться, в доме «мужчиной» была мать.
Впервые на стометровку Инна вышла с закадычной подружкой в седьмом классе. Ее «выход» для обитателей стометровки прошел незамеченным — длинноногая, голенастая девчонка в чищеном-перечищеном форменном школьном платьице, в стоптанных туфельках, а в глазах — испуг и ожидание. За год девочка неожиданно вытянулась, похорошела, и во взгляде у нее появились уверенность, превосходство, она отвоевала дома право возвращаться вначале в девять вечера, потом в одиннадцать, потом когда хотела.
Стометровка воспитывала ее постепенно, последовательно, настойчиво. Конечно, само по себе хождение на вечернюю улицу не было чем-то из ряда вон выходящим, там собирались разные ребята. Но когда это становилось душевной потребностью и ради того, чтобы с шиком пройтись по асфальтовой полосе под холодным светом рекламных вывесок, забывались все дела — тогда стометровка уже навязывала свои нравы. Избавиться от них было тяжело.
Впоследствии Инна возненавидела эту вечернюю улицу, смутно догадываясь, что на стометровке начались ее неудачи. Хорошо, хоть хватило ума не бросить какую ни на есть, а работу.
В больнице все дни были удивительно однообразными, они катились по строго составленному расписанию. И в этот день, как и всегда, время тянулось медленно, Инна нетерпеливо поглядывала на часы — скоро три, конец рабочего дня. Оставался еще один больной, у него был облегченный лечебный комплекс для рук и ног, чтобы не застыли, не атрофировались мышцы. Инна должна была заставлять его двигаться, даже прикрикнула, а он капризничал.
Пришла подруга, она закончила занятия со своей группой.
— Знаешь, — сказала она, — мой инфарктник с таким удивлением смотрит на руки-ноги, будто не верит, что они его слушаются.
— Сколько ему? — без интереса спросила Инна.
— За пятьдесят. Или около того...
— Ничего, выкарабкается, они живучие, эти старички...
— Этот совсем не старый, во всяком случае, выглядит моложе своих лет. Доктор наук, профессор. У него такая добрая, беспомощная улыбка...
— Не наш вариант, дорогая. Наверное, супруга уже прибегала?
— Ага. Такая толстая, в очках, прическа — ужас.
Супруга профессора ей явно не понравилась.
Инна улыбнулась так, будто знала все на свете:
