Джеймс Кервуд - Погоня
— Иоанна, — прошептал он, — вы сейчас прямо удивительны. Какие у вас прекрасные волосы!
— И все мои волосы, да мои волосы, — ответила она так тихо, что мог слышать только он один. — Неужели вы больше ничего не видите, кроме моих волос?
— Я стою здесь и изумляюсь. Они прямо замечательны!
— Опять! Если только вы скажете это вновь, то я никогда не буду причесываться специально для вас.
— Для меня…
Солнце уже стало спускаться за горы, когда Блектон вдруг невежливо заторопил свою жену и Иоанну и, поглядев на часы, первый встал из-за стола, чтобы приготовить всех к вечернему событию.
— Я хотел бы, чтобы вы были уже там до наступления сумерек, — объяснил он. — Поэтому поторопитесь, пожалуйста!
Все были готовы за пять минут. Когда они вышли к экипажу и Блектон с женой оказались впереди, то Альдос упрекнул Иоанну:
— Вы эту вуаль надели, вероятно, нарочно, чтобы наказать меня?
— Это очень красивая вуаль, — ответила она.
— Но ваши волосы лучше.
— Опять волосы! Вы ставите меня в очень неловкое положение, Джон Альдос, потому что смотрите на меня, не отрываясь, во все глаза.
Они остановились около громадной плоской скалы, у которой суетились люди, прикрепляя провода к небольшому ящику с кнопкой. Блектон указал на нее, и лицо его запылало от возбуждения.
— Вот эта самая ничтожная вещичка, мисс Грэй, — сказал он, — и может взорвать целую гору. Достаточно одного только прикосновения к ней вашего пальчика. Вы видите вот ту черную громаду у основания горы? Прямо перед вами, вон там, где виднеется народ? Это в полумиле отсюда. Там-то и врыт в стену «койот».
Голос его дрожал от волнения, когда он шел и указывал перед собой своей длинной рукой.
— Только подумайте об этом! — захлебывался он. — Чтобы пройти сквозь эту гору, мы израсходуем всего только какие-нибудь сотни тысяч долларов, тогда как в будущем, благодаря нашим работам, поезд, идущий от Атлантического океана к Великому, выгадает на всем пути семь минут! Можно подумать, что это — расточительность. Но это не так. Это знание! Это конкуренция с соседней дорогой! Это — настойчивость сверх меры, именно настойчивое желание сделать нашу дорогу самой лучшей в мире. Слушайте!
Стал быстро сгущаться мрак. Черная гора стала медленно исчезать из виду, и сквозь этот мрак вдруг раздались через мегафоны голоса, удалявшие публику с опасных мест.
— Разойдитесь! Разойдитесь! — кричали они. — Разойдитесь!
И вся долина и окружавшие ее горы подхватили эти крики, послышалось отовсюду эхо и стало казаться, что это кричали тысячи предостерегающих голосов. Затем наступила странная, жуткая тишина, эхо смолкло, точно крики умирающих людей, и только слышен был отдаленный лай собаки где-то недалеко от койота. Иоанна стояла уже у самой скалы. Люди, работавшие над установкой батареи, быстро соскочили вниз.
— Готово! — сказал один из них.
— Перестань! — огрызнулся на свою жену Блектон, когда она стала говорить. — Слушай!
Пять минут длилось гробовое молчание. Затем из глубины ночи вдруг раздалось через мегафон одно только слово:
— Поджигай!
— Значит, все уже готово, — сказал с глубоким вздохом инженер. — Все, что вы теперь должны сделать, мисс Грэй, — это повернуть вот эту самую рукоятку с того места, на котором она сейчас стоит, в совершенно противоположную сторону. Готово?
— Да, — ответила она.
— Тогда нажимайте кнопку! — Она нажала — и цепь соединилась. Прошло полминуты, может быть, даже три четверти, земля вдруг содрогнулась у них под ногами, но звука еще не было. И вдруг черная пелена, гораздо более непроницаемая, чем ночь, встала перед горой, и секундой позже последовал взрыв. Земля задрожала так, точно началось землетрясение. Облака непроницаемого черного дыма взлетели вверх, а минутой позже окрасились в ярко-красный цвет, и послышался вдруг такой гром, точно выстрелили сразу из десятков тысяч пушек. С быстротой, за которой едва успевал глаз, в воздух прыснули огненные языки, которые стали подниматься все выше и выше, сверкали, как молнии, пока, наконец, вся оторопевшая от испуга публика не оказалась на четверть мили вокруг объятой ярким пламенем, Взрыв следовал за взрывом, некоторые из них так и замирали с глухим ревом под землей, тогда как другие вылетали на воздух, Невидимые для зрителей острые осколки камней высоко взлетали чуть ли не до самого неба; громадные куски гранита в десять футов в поперечнике отлетали в сторону на сотни саженей, Конвульсии земли продолжались еще в течение трех минут, и языки пламени еще долго боролись с мраком ночи. Затем они стали угасать, все короче и короче становились вспышки, и наконец снова наступила тишина.
В эти страшные моменты, сама не зная почему, Иоанна так тесно прижалась к Альдосу, что он мог чувствовать легкое прикосновение ее волос и быстрое движение ее груди. Голос Блектона привел их в себя.
Он смеялся, и это был смех человека, который сознавал, что его работа выполнена хорошо.
— Здорово сделано! — восхищался он. — Завтра мы съездим туда и поглядим. Я изменил свое решение относительно «койота» № 28. Главный инженер Хэтчинс проедет здесь завтра после обеда, и мне хотелось бы, чтобы и он тоже поглядел.
И, обратившись к какому-то человеку, который вышел к нему из темноты, сказал ему:
— Грэтти, приготовьте № 28 к завтрашнему дню к четырем часам. Понимаете? Чтобы к четырем часам все было готово! Не к ночи, а к четырем часам!
А затем он сказал своим:
— Сейчас до нас дойдет противный запах и пыль. Поедемте домой!
И пока они шли до экипажа, Альдос все еще держал руку Иоанны в своей руке, и она не делала ни малейших усилий, чтобы ее отнять.
ГЛАВА XVIII
На следующее утро, когда Альдос сошел вниз в столовую, он был очень разочарован, обнаружив, что завтрак был накрыт только для двоих, а не для четверых. Было ясно, что мадам Блектон и Иоанна решили еще поспать.
Блектон заметил, как вопросительно оглядел стол его друг, и засмеялся.
— Нам придется позавтракать только вдвоем, — сказал он. — Разве вы не слышали, как они проболтали всю ночь напролет?
— Нет.
— Правда, вы находились от них далеко, а я — только через комнату. Знаете, дорогой мой, моя супруга просто истосковалась здесь по обществу, и обе они не расходились спать до двенадцати часов. Я даже посмотрел на часы. Может быть, они лежали уже в постелях, но только я все время слышал, как они жужжали, точно пчелы. Перестанут — и зажужжат, перестанут и зажужжат. Точно прорвавшаяся плотина. Одна кончает, другая начинает, а то и обе вместе. Понятно, почему они сейчас спят. — Окончив завтракать, Блектон посмотрел на часы.
— Семь часов, — сказал он. — Ну, поговорим после, часов в девять, когда поднимутся наши дамы. А тем временем, чем вы намерены заняться, Альдос?
