Сергей Гомонов - Режим бога (Последний шаг)
И радуга высветилась перед ним хрустальными гранями, растворяя на составляющие солнечный луч.
Инфразвуковое рычание сопровождало выход. Черную дыру вывернуло, как старый чулок, и она изрыгнула то, чем подавилась. Тут же Ноиро и бесчувственного дикаря обвил светящийся кокон, а в небесах, тесня черную звезду, вспыхнули серебристые крылья сокола. И хор мыслей закружил, проникая к Ноиро и Коту по сверкающим нитям со всех сторон мироздания:
«Ничто не способно причинить ему боли и урона. Любое сопротивление для него — не более чем дуновение ветерка, чем подобострастное тепло укрощенного пламени. Да обратится все ему во благо! Я отдаю ему все, как отдал бы себе. Моя благодарность не знает границ — пусть так же безгранично будет и мое благословение!»
Черную дыру окружили грозовые тучи, и она забилась в разрядах молний.
«Ты хотел втащить меня в грозу, — злорадно подумал Ноиро, наблюдая за поединком Улаха-шамана и стихии, — но сам влетел в свою ловушку, слуга времени!»
Гигантские крылья сокола хлопнули, и оглушительный гром разорвал черную звезду. «Это Благословение!» — понял Ноиро. Вот так оно выглядит в мире тонкого!
Каждый из хозяев серебристых нитей, что сплели кокон вокруг сущностей Ноиро и Кота, находились на своей радуге, у своей аркады реальностей. Он видел их всепроникающим зрением сознания, но не глазами.
Ураган бешено нес вспоротую воронку черной дыры к другому небесному водовороту — над той загадочной спиралью, которую, как успел узнать Ноиро, в этих краях называли великим Змеем Мира.
Последним судорожным рывком черное пятно высвободилось и растаяло, не дав себя казнить.
«Все потом, теперь вернись к Учителю!» — потребовала Нэфри.
Ноиро снова подхватил потрепанного дикаря — паутинка уже почти восстановилась, но сознание к Коту не пришло — и приказал ему и себе вернуться в Рельвадо, в сельву, в домик лекаря. Тремя быстрыми рывками, как при резком приближении фокуса, их, трехкратно задерживаясь, выкинуло в домен, погружая в физические тела.
И тут же грубый мир поздравил его с возвращением, напомнив обо всех незаживших ранах такой болью, что Ноиро взвыл и ненадолго пожалел о том, что не остался на пустоши.
Где-то рядом, в осколках разбитых банок-склянок, барахтался израненный Бемго, а Пачо так и лежал у кровати Та-Дюлатара, не подавая признаков жизни.
— Живой? — простонал журналист. — Кот?
— Да, — отплевываясь кровью, сказал Бемго. — Меня, кажется, шить надо, а будить Та-Дюлатара нельзя…
Ноиро принялся вставать. Больнее, чем теперь, ему было только во время первого пробуждения после операции.
— Всё разбили! — посетовал Кот, озираясь и придерживая пальцами разрезанную от рта до уха щёку; когда он говорил, из сквозного пореза бежала пузырящаяся розовая кровь. — Та-Дюлатар прогневается…
— Приберем, не вопрос. Главное, что живы… Что будем делать с Пачо?
— Он живой?
Они с двух сторон, звякая осколками и шурша обломками, подползли к предателю. Бемго пощупал его горло и кивнул:
— Живой. Вязать надо и к Араго-вождю. Хата тоже надо в деревню, хоронить. Где мы были сейчас, белый?
— На серой пустоши, Кот.
— А что было в небе? — его искромсанное тело невольно содрогнулось при одном воспоминании.
— Улах.
— Мне это приснилось?
— Нет. Чем его вязать?
Веревки у Элинора в доме нашлись, и весьма крепкие. Раненые связали руки Пачо и для верности еще примотали их к телу, а чтобы не орал, заткнули ему рот кляпом. К тому времени он уже начал приходить в себя.
— Давай ноги тоже вязать… — подумав пару мгновений, решил Бемго.
Связали и ноги.
— Пойдем, подлатаемся, — сказал журналист, с трудом поднимаясь с пола. — Я не хирург, но, если потерпишь, несколько стежков сделаю. Лишь бы края ран прихватить, а там уж заживет…
Бемго послушно улегся на «операционный» стол. Памятуя, как и что проделывал Элинор — не раз доводилось наблюдать за операциями на телах раненых дикарей, — Ноиро облил левую руку сначала водой, затем спиртом. Правая, примотанная к туловищу повязками, была плохим помощником.
— Давай полью на тебя, — распорядился он. — Ты мне вставишь нити в иголки, я не смогу сам.
Пока Бемго снаряжал изогнутые иглы из хромированной коробки Элинора, Ноиро обработал его раны, а потом предложил хлебнуть спирта.
— Зачем? — недоверчиво уточнил дикарь.
— Анестезия.
— Это что такое?
— Чтобы больно не было.
Кот отмахнулся:
— Шей так!
Судя по его шрамам, умело зарисованным татуировками, эта процедура была парню не в новинку. Ноиро худо-бедно заштопал самые крупные порезы, а остальные просто закрыл чистой марлей и заклеил пластырем, который тоже нашелся в запасах лекаря. Операцию Бемго перенес стоически, лишь с самые трудные моменты тихо свистя сквозь зубы и похрустывая челюстями.
— Потом Та-Дюлатар тебя красиво перешьет.
Кот засмеялся:
— У нас девушки и некрасивых любят!
— Вставай, надо прибрать тут все.
Вздохнули при виде погрома и навели порядок. Потери были немалыми: погибла треть запасов Та-Дюлатара. Однако журналист прикинул: самое важное для лекаря — это все-таки его собственная жизнь, а именно ее-то они с Бемго и спасли. А потери — это побочные эффекты, как без них?
— Как ты одолел его? — спросил Кот, садясь отдышаться.
— Кого?
— Улаха… в небе…
— Нам просто повезло, Кот.
— М.
Помолчали.
— А как мы туда попали?
— Улах призвал. Он хотел нас уничтожить, чтобы мы не помешали его марионетке здесь убить Та-Дюлатара.
— Мари…о?..
— Он овладел волей Пачо и хотел убить Та-Дюлатара его рукой. Куклу, которую водит человек, называют марионеткой. Движется она, а заставляет ее двигаться — хозяин. Понимаешь?
— А где она?
— Да Пачо и есть марионетка, Святой Доэтерий! — воскликнул Ноиро.
Кот посмотрел на него с сомнением:
— Ты чего-то не то говоришь… Пачо не кукла, он сам хотел убить Та-Дюлатара.
— Но внутри у него сидел Улах! В голове! Он управлял им!
— Улах человек, а в Пачо влез злой дух! Улах большой, где он поместится в голове Пачо, подумай!
Ноиро понял, что продолжать спор — дело бессмысленное, и махнул рукой:
— Ладно. Я пока посторожу Пачо, а ты иди за подмогой в деревню.
Связанный сидел и тихо плакал.
Бемго привел сородичей, они подобрали убитого Хата и заменили караул. Кот задержался попрощаться с Ноиро.
— Вы только там его не сильно, — попросил журналист, разжалобленный убитым видом и раскаянием Пачо. — Ты им скажи, что это ведь не он сам…
