Владимир Михайлов - Искатель. 1964. Выпуск №2
Велигай, который, наверное, был невозмутим, разговаривал со стоявшими поодаль людьми в белой униформе Службы Жизни. При его приближении они перестали укладывать в аграплан какие-то ящички и свертки. Велигай что-то говорил, люди отвечали — порознь и все вместе, головы их были понуро наклонены, движения были движениями виноватых людей.
Постояв рядом с молчащим Слепцовым и встретив, наконец, его взгляд, Кедрин резко повернулся, кинулся к группе людей в белом, словно они-то и были единственными виновниками смерти Коровина. Но на полпути Кедрин почти остановился и подошел к высокому медику в белом будто поневоле.
— Что же это? — тихо спросил Кедрин.
Плечи высокого передернулись, он хотел было ответить, и вдруг лицо его исказилось гримасой, и давно забытым движением отчаяния медик швырнул оземь клубок каких-то проводов и шлангов, которые держал в руке. Опомнившись, он подобрал брошенное и повернулся к машине, но Кедрин заступил ему путь.
— Что же это?
— Я уже объяснил… — ответил, наконец, медик. Он сделал это, почти не разжимая губ, только повел головой в сторону Велигая и попытался отстранить Кедрина. — Дайте мне пройти…
— Нет, — сказал Кедрин, резким движением отбросив его руку. — Вы объясните мне, мне. Ведь не может быть, что он умер! Так не бывает, Слышите! Мы все знаем, что так не бывает. Никто не поверит…
— Умер, — угрюмо сказал медик. — Мы сами…
Он не договорил и схватил Кедрина за плечи: ему показалось, что тот падает. Но конструктор вырвался.
— Не трогайте меня! Где ваши сто процентов гарантии, если погиб человек? Где? Мы знаем, что такое сто процентов. Зачем Служба Жизни, если люди могут вот так умирать? Вы не смогли вернуть человеку жизнь! В наши дни!
Он кричал еще, и все угрюмо смотрели на него.
Слепцов медленно подошел к Кедрину и обнял его за плечи.
— Нет, мальчик мой, — тихо, как будто нерешительно сказал он, — Служба Жизни есть Служба Жизни. Они больше не допустят такого. Они станут охранять нас бдительнее. Эта гибель научит их… Я ведь просил Службу Жизни следить за нашим институтом особо… Я взял вас мальчиками, избавил от всего постороннего, от всяких волнений — только думать должны были вы, конструировать и вычислять. Это самый совершенный, единственный институт на Земле… А он умер. Нет, — прервал Слепцов самого себя, и по сторонам его рта залегли прямые складки. — Нет. Все-таки у нас могучая Служба Жизни. Недаром над всей планетой висят ее дирижабли и аграпланы.
— Конечно, недаром, — сказал Велигай.
— Вот мне — восемьдесят два. И я знал: мне гарантировано сто тридцать — сто тридцать пять, и я проживу эти сто тридцать пять…
— Безусловно.
— Но это, думал я, только начало! — Слепцов гремел. — Настоящий прогресс человека начнется теперь. Не заботясь ни о чем, он сможет тем сильнее упражнять свой мозг, сможет познавать самые трудные тайны природы.
— Как это правильно! — сказал Велигай, и Кедрин внимательно посмотрел на него: ему почудилось что-то, но Велигай был абсолютно серьезен, и все так же наивно глядели его глаза. — Как правильно!
— Что правильно? — переспросил Слепцов. — Откуда вы?
— Из Приземелья.
— Тогда вам этого не понять, — сказал Слепцов. — Человек не должен бояться смерти. Даже думать о ней. А там у вас… — он махнул рукой. — Убожество автоматики, этот дикий архаизм — ручной труд, и на каждом шагу опасности… А для человека прошло время подвергаться опасностям. Так считаю я. Но, значит, я не прав? — его голос перешел в крик. — Значит, я ошибался?!
Двое медиков подошли к Слепцову сзади, в руках одного завертелся тускло отблескивавший диск, и Слепцов умолк, шагнул назад, его подхватили, понесли к лодке. Глаза его закрылись, он спал. Высокий медик уже подносил крутящийся приборчик к голове Кедрина.
— Вас не нужно выключить? — спросил медик у Велигая. — Вы перенесете нервное напряжение? Может быть, сон не помешал бы вам.
— Я перенесу, — спокойно ответил Велигай.
— Вы ведь понимаете, что мы…
— Я понимаю, не беспокойтесь. А как вы объясняете?
— У Коровина паралич сердца по каким-то пока непонятным причинам. И прошел слишком долгий срок. Девяносто процентов за то, что необратимые изменения зашли слишком далеко. Вы ведь знаете работу нашей службы?
— В общем как и все.
— Принцип таков… — медик швырнул, наконец, шланги в машину, вытер руки платком, смоченным голубоватой жидкостью из флакона. — Каждый человек носит наш медифор. Вот и вы… Нет, он у вас другой конструкции.
— А это не имеет значения. У меня приземельский. Итак?
— Итак, — сказал медик, поднося руки к дискам высокочастотного стерилизатора. — Назначение медифоров, в просторечии браслетов, понятно: постоянная информация соответствующей станции о состоянии здоровья человека — это раз. Прибор контролирует биотоки. Когда они в норме — все спокойно. Если нарушение, на станции включается диагност и в медифор идет сигнал. Тогда медифор начинает соответствующим образом влиять на нужную функцию организма, заставляет органы усилить или ослабить их деятельность. Это вторая функция. На Земле тридцать миллиардов человек, и каждый из них на контроле.
— Вы спокойный человек.
— Мне хочется выть.
— Кстати, почему их усыпили вы, а не станция?
— Нервное напряжение в наше время — напряжение поиска, творчества, работы. Не усыплять же ученого за пультом. Наоборот, станция через медифор его стимулирует. Мы не влияем на деятельность коры. Абсолютно исключено. Мозг священен.
— Согласен, — кивнул Велигай. — Что ж, я подожду, пока они проснутся. Так почему все-таки паралич сердца? И вы опоздали?
— Мы знаем лишь одно: он упал в глубокую яму — бывший колодец, очевидно, века двадцатого или девятнадцатого. При падении повредил медифор. Не настолько, впрочем, чтобы мы не приняли сигналов. Но сигналы были искажены. Мы нашли его, когда было уже поздно.
— Но он не разбился…
— Нет, в том-то и дело. Мы сделали секцию… — медик кивнул в сторону розового домика. — Может быть, разберемся на станции.
— Боюсь, — медленно произнес Велигай, — что не разберетесь и там.
Медик поднял брови, но кто-то из коллег окликнул его.
— Все собрано, летим.
— Уничтожьте дом.
— Ах, да.
Второй медик вытащил из машины баллончик, ушел к розовому домику. Раздалось громкое шипение. Дом опал, съежился, розовые струйки поднялись к вершинам деревьев. Через минуту на том месте, где только что возвышался домик, осталась кучка пыли.
— Если хотите осмотреть, колодец там, метрах в четырехстах. Всего лучшего…
