Picaro - Шанхайский регтайм
Вернувшись домой и совершив магриб — вечернюю молитву, Абдалла переодевался в старенький, невзрачный халат и отправлялся с сыном покойной сестры на прогулку по ночному Кабулу…
Кабул, 1928 год
За шесть лет жизни в столице Афганистана, уважаемый Абдалла Саидов изучил город, как свою лавку, где с закрытыми глазами мог отыскать любую вещь. Несмотря на слабое зрение, маленький торговец в очках шагал ночью по разбитым кабульским улицам также уверенно, как при свете дня. На всю жизнь Юсуфу запомнилась дядина фигура во время ночных прогулок, когда отступив из почтительности на шаг, он следовал за ней тенью. Круглое украшенное бородкой лицо Абдаллы было всегда обращено к звездному небу, пальцы заведенных за спину рук медленно перебирают сандаловые четки, а ноги в синих шароварах, заправленных в мягкие сапожки, ловко, почти неслышно ступают по земле. Время от времени, Абдалла останавливался и произносил: "запомни, здесь живет медник Али" или "это дом уважаемого купца Маруфа", или "вон там проживает мой хороший знакомый Хасан, секретарь министра иностранных дел". Казалось, нет в Кабуле улицы, где бы не жили дядины знакомые. Бывало, несмотря на поздний час, стучались в нужную бухарцу дверь и появившийся на пороге хозяин, вежливо поздоровавшись, приглашал гостей внутрь.
Сидя за чашечкой сладкого чая или крепкого кофе вежливо улыбающийся Абдалла внимательно слушал гостеприимного владельца дома, умело направляя беседу. В тот год, как и в двадцать четвертом, когда правитель своими реформами спровоцировал восстание в Хосте, главной темой большинства разговоров был падишах Аманулла-хан. Вернувшийся из поездки по заморским странам правитель, как видно, тронулся умом и, возомнив себя афганским Ататюрком (4), принялся рушить вековые традиции. Он отказался от звания падишаха и принял титул короля. Как вскоре выяснилось, это было только началом…
Новые законы сочиняли во дворце Амануллы быстрее, чем на базаре пекут лепешки в горячей печи. Всеобщая воинская повинность, новые налоги, запрещение носить традиционное для мусульман платье и предписание сбрить бороды. Последний указ привел к тому, что полицейские стали хватать на улицах ни в чем не повинных людей, не спешивших сменить халат на европейский пиджак или украсить голову шляпой. Поговаривали, что даже бухарский эмир-изгнанник, живший в Кабуле, не избежал полицейского внимания из-за своей чалмы и бороды. Скандал закончился тем, что Сейид Алим-хан обиделся на своего царственного собрата и как говорили, поклялся, что "ноги его не будет во дворце". Господин Саидов продолжал одеваться так, как одевались его достойные предки, смягчая ревностное отношение полицейских к службе щедрой рукой и приветливым словом.
Тем временем пугающие известия, одно страшнее другого, продолжали сыпаться на головы бедных афганцев. Королева Сурайя вслед за мужем впавшая в ересь, сняла чадру и призвала всех женщин последовать ее примеру. К счастью, большинство правоверных мусульманок не осмелились осквернить свои лица, открыв их нескромным взглядам чужих мужчин.
Указ же об отправке нескольких десятков юношей и девушек на учебу за границу едва не привел к восстанию. Правительству пришлось использовать солдат, чтобы разогнать возмущенных отцов, собиравшихся на защиту детей. С каждым днем обстановка в стране все больше становилась похожей на котел с водой, закипающей на костре из королевских указов. И пар человеческого возмущения, вырывавшийся из-под крышки, грозил ошпарить незадачливого повара. Из провинций чуть ли не ежедневно приходили сообщения о бунтах и убийствах королевских чиновников. Полиция хватала каждого, кто пытался возвысить свой голос против несправедливости Амануллы-хана. Дервиш (5), ремесленник, мулла (6) — все оказались беззащитными перед жестокостью утратившего разум падишаха.
Последней каплей, переполнившей чашу терпения правоверных, стал указ о переносе выходного дня с пятницы на четверг. Многое могли вынести терпеливые афганцы, но только не попрание заветов пророка. По стране прокатились выступления, а муллы и улемы (7) призвав племена собраться на джиргу (8), потребовали, чтобы мусульмане перестали подчиняться падишаху-отступнику. К ним присоединили свои голоса эмигранты из Бухары и Туркестана, жившие в приграничных районах на берегах Амударьи. Они были возмущены договором, заключенным с большевиками во время недавнего визита короля в Москву. Вожди басмачей, десять лет с оружием в руках боровшиеся против кафиров (9), открыто называли Амануллу продажным безбожником и коммунистом.
Шанхай, 1934 год
Во рту пересохло и Саша замолчал. От папиросы и болтовни саднило горло. Он посмотрел на Наталью не выказывавшую интереса к рассказу. Девушка спала. Почувствовав обиду, он протянул руку, чтобы разбудить, но остановился. Желание продолжать "сказку" исчезло. Все равно дальше пришлось бы выдумывать, а настроение сочинять уступило место нахлынувшим воспоминаниям…
Кабул, 1928 год
Не меньше политики уважаемого Абдаллу интересовали дела купеческие. Цены на кабульских рынках, прибывающие со всех сторон света в столицу караваны с товарами, замыслы конкурентов занимали его изворотливый ум. Как заметил Юсуф, дядя организовал за некоторыми торговцами настоящую слежку, подкупал приказчиков и, пользуясь вовремя полученными новостями, перехватывал выгодные сделки, подняв или опустив цену на пользующийся спросом товар. Информаторы ежедневно навещали лавку бухарца, встречались с ним за сладким чаем в пропахших дымом и жареной бараниной дуканах (10), чтобы сообщить последние новости. Бритая голова Абдаллы чудесным образом вмещала в себя каждое услышанное слово, закончив беседу, дядя мог без ошибки повторить весь разговор от начала до конца.
Не оставлял без внимания хитроумный торговец и зачастивших с началом реформ в Кабул иностранных коммерсантов. Последнее время "mister Saidof", как называли его неверные, готовился к открытию двух транспортных компаний. Первая предназначалась для перевозки грузов автомобилями в Персию. Лично закупавший в Европе самолеты и грузовики, Аманулла-хан благоволил к любым начинаниям, связанным с техникой, и бухарец, решив не ограничиваться землей, занялся небом. Вместе с несколькими видными чиновниками он основал маленькую авиакомпанию. На полученный в британском коммерческом банке кредит закупили у большевиков первый аэроплан. Крылатую машину в разобранном виде вскоре должны были доставить по караванным тропам из СССР. Вместе с ней согласно контракту ожидались пилот и бортмеханик.
Благодаря своему знанию английского, немецкого и русского, Юсуф оказался незаменим в общении с неверными и часто покидал лавку для деловых встреч. Вскоре молодого человека уже хорошо знали во всех западных миссиях и советском посольстве.
