Александр Дюма - Предводитель волков
Прочно закрепленная решетка защищает зрителей от угрозы упасть в воду.
По цвету и запаху воды определяют, когда появится рыба.
У каждого зрелища есть свои неудобства. Чем роскошнее и многолюднее собрание в Опере, тем больше вдыхаешь углекислого газа; чем ближе волнующая минута во время рыбной ловли, тем больше вдыхаешь азота.
Сначала, как только затвор открывают, вода течет чистая, прозрачная, слегка зеленоватая, как в ручье.
Это появился верхний слой, увлекаемый своим весом.
Затем вода понемногу утрачивает прозрачность и окрашивается в серый цвет.
Это вытекает второй слой. В нем, по мере того как цвет сгущается, время от времени появляются серебристые проблески.
Мелкие рыбки вынужденно становятся разведчиками: маленький размер не дает им возможности сопротивляться течению.
Их даже не пытаются подобрать, им позволяют проделать в поисках лужиц, остающихся на дне водоема, те самые упражнения, которые у бродячих акробатов получили образное название прыжка «рыбкой».
Затем идет черная вода.
В этом действии зрелища внезапно все меняется.
Рыба инстинктивно, в меру своих сил, пытается сопротивляться непривычному течению, увлекающему ее; ей неоткуда узнать, что течение опасно, она угадывает это сама и старается, как может, идти против течения.
Щука плывет рядом с карпом, которого вчера еще преследовала, не давая ему слишком разжиреть; окунь двигается рядом с линем, даже не думая вцепиться зубами в лакомую плоть.
Так иногда арабы, выкопав яму для зверей, находят вместе серну и шакала, антилопу и гиену, и гиена с шакалом так же кротки и так же пугливы, как серна и антилопа.
Наконец, силы борющихся иссякают.
Разведчики, о которых мы только что говорили, встречаются все чаще, появляется рыба внушительного размера; доказательством того, что ею не пренебрегают, служит приход сборщиков.
Сборщики одеты в простые полотняные штаны и рубашки.
Штаны у них закатаны до бедер, рукава — до плеч.
Сборщики сваливают рыбу в корзины.
Ту, которую позже продадут живой или сохранят для нового заселения пруда, переносят в другой водоем.
Приговоренную к смерти просто выбрасывают на траву и продают в тот же день.
Чем больше прибывает рыбы, тем громче и радостнее кричат зрители.
Они совсем не похожи на посетителей наших театров.
Эти зрители приходят не для того, чтобы скрывать свои чувства, и не считают хорошим тоном изображать безразличие.
Нет, они приходят развлекаться и встречают шумными, радостными, искренними аплодисментами каждого упитанного линя, каждого жирного карпа, каждую большую щуку.
Так же как на параде, когда отряд следует за отрядом в соответствии со своим, если так можно выразиться, весом, впереди — легкие стрелки, за ними — внушительные драгуны, в конце — тяжелые кирасиры и нагруженные артиллеристы, — точно так же следуют друг за другом и различные виды рыб.
Впереди идут самые маленькие и слабые.
Самые большие или самые сильные — последними.
Наконец в какой-то момент вода начинает иссякать.
Отверстие буквально забито теми, что оставались в резерве — то есть наиболее важными особами пруда.
Сборщики сражаются с настоящими чудовищами.
Это развязка.
Это час аплодисментов и криков «браво!».
Спектакль окончен; теперь можно увидеть актеров.
Актеры изнемогают на траве.
Некоторые приходят в себя в ручье.
Вы ищете угрей; вы спрашиваете, где же они.
Тогда вам показывают трех или четырех угрей толщиной с большой палец и длиной в половину руки.
Благодаря своему строению, угри — по крайней мере на время — избежали общей участи: они спрятались в тине.
Именно по этой причине вы встречаете на берегах пруда вооруженных людей, именно поэтому время от времени раздаются выстрелы.
Если вы спросите, зачем стреляют, вам ответят: чтобы заставить угрей выйти из тины.
Теперь поговорим о том, почему угри вылезают из тины, когда раздаются выстрелы. Почему они ползут к ручьям, текущим по дну пруда? Зачем, наконец, они, раз уж сидят в безопасной тине, — как многие знакомые нам люди, у которых хватает здравого смысла там и оставаться, — вместо того чтобы переждать беду, направляются к ручью, который увлекает их в водоем, то есть в общую могилу?
Теперь, когда этот вопрос поставлен в прямой связи с рыбой, Коллеж де Франс сумеет легко на него ответить.
Итак, я спрашиваю ученых: не являются ли ружейные выстрелы предрассудком и не происходит ли просто-напросто то, что мы опишем ниже?
Грязь, в которой прячется угорь, вначале жидкая, постепенно высыхает, как отжатая губка, и становится непригодной для жизни; угрю в конце концов приходится вернуться в свою стихию — в воду.
Оказавшись в воде, он гибнет.
Ловят угрей только на пятый или шестой день.
Именно на такой праздник и были приглашены жители Виллер-Котре, Креспи, Мон-Гобера и окрестных деревень.
Тибо вместе с другими отправился туда.
Он больше не работал: ему проще было заставить волков работать на него.
Из ремесленника он сделался буржуа.
Теперь ему оставалось лишь стать дворянином, и он очень на это надеялся.
Тибо был не таким человеком, чтобы оставаться позади других.
Вот и сейчас он начал, работая руками и ногами, пробиваться в первый ряд.
Во время этого продвижения он измял платье одной красивой дамы высокого роста, рядом с которой хотел пристроиться.
Та, видимо, дорожила своим нарядом и, к тому же, несомненно привыкла повелевать, что порождает высокомерие; обернувшись и разглядев обидчика, она назвала его мужланом.
Но это грубое слово вылетело из такого прелестного ротика, но дама была так хороша собой, а минутная вспышка гнева исказила такое милое личико, что Тибо не ответил резкостью или чем-нибудь похлеще, а отступил назад, бормоча извинения.
Что ни говори, а первая из всех властей — сила красоты.
Представьте, что дама оказалась бы старой и безобразной: да будь она хоть маркиза, Тибо обозвал бы ее по меньшей мере мерзавкой.
Возможно, что Тибо отвлекся, увидев странного спутника дамы.
Это был толстый человечек лет шестидесяти, с головы до ног одетый в черное, очень опрятный, но совсем маленький, такой маленький, что его голова едва достигала локтя дамы. Не имея возможности взять своего спутника под руку, не подвергнув себя при этом пытке, дама довольствовалась тем, что величественно опиралась на его плечо.
Казалось, к современной неваляшке прислонилась античная Кибела.
Но что это была за очаровательная игрушка на коротких ножках: штаны на спадающем до колен животе натянуты до отказа; из-под кружевных манжет выглядывают маленькие толстенькие беленькие ручки; жирненькая головка с красным личиком аккуратно причесана, напудрена и завита, и при каждом ее движении по воротнику перекатывается аккуратная косичка, подвязанная лентой.
