Брэм Стокер - Леди в саване
2. В случае если по истечении либо до истечения вышеозначенного полугода упомянутый Руперт Сент-Леджер примет прочие оговариваемые здесь условия, он получает право пользоваться всем доходом, который будет приносить моя собственность, очищенная от долгов и завещательных отказов, и доход этот должен выплачиваться ему ежеквартально по установленным дням квартальных платежей вышеназванными душеприказчиками, а именно генерал-майором сэром Колином Александром Макелпи, баронетом, и Эдуардом Бингемом Трентом, дабы он использовал оный в соответствии со сроками и условиями, оговариваемыми ниже.
3. Не позже чем три месяца спустя оглашения моего завещания упомянутый Руперт Сент-Леджер должен поселиться в замке Виссарион в Синегории и прожить там не менее полугода. И в случае если он принимает обязательства, возложенные на него, и становится владельцем моей собственности, очищенной от долгов и завещательных отказов, он должен прожить там же, учитывая отлучки, в течение еще года. Отказываться от британского подданства он не должен, если только с официального разрешения Тайного Совета Великобритании.
По истечении полутора лет с даты оглашения моего завещания он должен лично отчитаться перед моими душеприказчиками относительно расходования средств, выплаченных или подлежащих выплате ему в ходе выполнения им моего распоряжения, и в случае если они будут удовлетворены оным как отвечающим условиям вышеупомянутого письма с пометкой С, которое является составной частью моего завещания, они документально удостоверяют свое одобрение завещания такого образца, и далее завещание передается на окончательное официальное утверждение и налогообложение. После чего к упомянутому Руперту Сент-Леджеру переходит в его полное владение — без каких-либо обязательств — все мое имущество, очищенное от долгов и завещательных отказов. В удостоверение чего и т. д. и т. д.
/Подписано/ Роджер Мелтон
Этот документ в тот же день засвидетельствовали лица, присутствовавшие при оформлении завещания.
(Лично и конфиденциально)
Памятные записки, сделанные Эдуардом Бингемом Трентом в связи с завещанием Роджера Мелтона
января 3-го, 1907
Составляющие предмет спора вопросы у всех имеющих отношение к завещанию Роджера Мелтона из Оупеншо-Грейндж столь многочисленны, что на случай возникновения тяжб из-за наследства я как поверенный, выполняющий последнюю волю завещателя, считаю за благо вести запись всех событий, разговоров и т. д., не отраженных в официальных документах. Первую из записок я составляю непосредственно после оглашения завещания, пока каждая подробность действий и разговоров хорошо помнится. Я буду также стараться делать такие комментарии, которые могли бы впоследствии освежить мою память, а в случае моей смерти, возможно, послужили бы — как мнение очевидца — руководством для того или для тех, кто, вероятно, должен будет продолжить и завершить выполнение доверенных мне задач.
1. Касательно оглашения завещания Роджера Мелтона.
Когда, после того как часы пробили «одиннадцать», сегодня, в четверг, января 3-го дня в году 1907, я вскрыл завещание и полностью прочел его, за исключением добавлений, содержавшихся в письмах с пометками В и С, при сем присутствовали помимо меня следующие лица:
1) Эрнст Хэлбард Мелтон, мировой судья, племянник завещателя;
2) Эрнст Роджер Хэлбард Мелтон, сын вышеназванного лица;
3) Руперт Сент-Леджер, племянник завещателя;
4) генерал-майор сэр Колин Александр Макелпи, баронет, душеприказчик, как и я, согласно завещанию;
5) Эндрю Росситер, мой клерк, один из свидетелей по завещанию;
6) Алфред Ньюджент, стенографист (из конторы господ Касл, Бримз Билдингз, 21, Уэст-Сентрал).
Когда завещание было прочитано, мистер Э. X. Мелтон поинтересовался общей величиной собственности, оставленной завещателем, на каковой вопрос я не был уполномочен и никак не мог ответить; на последовавший вопрос о том, почему присутствующим не показывают сохраняемые в тайне добавления к завещанию, я ответил, прочтя разъясняющие суть указаний надписи на конвертах с письмами, помеченными В и С. Однако на случай каких-либо сомнений, которые позже могли бы возникнуть относительно того, действительно ли письма с пометками В и С должны читаться как пункты 10 и 11 завещания, я потребовал, чтобы Руперт Сент-Леджер вскрыл конверт с пометкой В на глазах всех присутствовавших. Все они подписали предварительно составленный мною документ, подтверждая, что они видели, как был вскрыт конверт, и что в конверте содержалось только письмо с пометкой «В. Надлежит читать как пункт 10 моего завещания» и более ничего. Прежде чем подписать документ, мистер Эрнст Хэлбард Мелтон, мировой судья, внимательно осмотрел, пользуясь лупой, как конверт, так и заглавную строку письма, помещенного в него. И хотел было перевернуть сложенное письмо, лежавшее на столе исписанной стороной вниз, а в таком случае смог бы при желании прочесть его содержание. Я немедленно напомнил ему, что ему следует подписать документ, ознакомившись только лишь с заглавной строкой, но не с содержанием письма. Он казался крайне рассерженным, однако ничего не сказал и после повторного тщательного осмотра поставил требуемую подпись. Я вложил письмо в конверт, который мы все подписали поперек клапана. Прежде чем подписать, мистер Эрнст Хэлбард Мелтон вынул письмо из конверта, чтобы удостовериться в его подлинности. Я попросил мистера Эрнста Хэлбарда Мелтона не разворачивать письмо, и он отказался от своего очевидного намерения, а когда на конверт был наложен сургуч, он запечатал конверт собственной печатью. Сэр Колин А. Макелпи и я также приложили наши личные печати. Я вложил этот конверт в другой, который запечатал моей личной печатью, а затем мы, душеприказчики, поставили свои подписи на конверте поперек клапана и обозначили дату. Я проследил за должным исполнением всего упомянутого. После того как присутствовавшие при оглашении завещания удалились, я, второй душеприказчик и мистер Руперт Сент-Леджер, задержавшийся по моей просьбе, перешли в мой личный кабинет.
Здесь мистер Руперт Сент-Леджер ознакомился с помеченным В письмом, которое надлежит читать как пункт 10 завещания. Несомненно, он человек отменной выдержки, потому что на его лице сохранялось совершенно бесстрастное выражение, когда он читал документ, согласно которому (в случае принятия оговоренных условий) он становился обладателем состояния, равного каковому нет в Европе и, насколько мне известно, нет даже у королевских особ. Прочтя второй раз документ, он поднялся и сказал: