Федор Шахмагонов - Хранить вечно
— Я имею сообщение, — сказал он. — Коварный и страшный вы сделали выстрел! Вы убили нашего человека, надежную нашу опору в Москве! Этот выстрел адмирал вам не простит. Вы убили некоего Артемьева. Знаете, кто такой Артемьев?
Шевров тоже подготовился к допросу, к встрече с Кольбергом, правда все еще недоумевая, почему его взяли под арест. Курбатова нет в живых, Тункина тоже, Артемьев убит, некому правды восстановить. Если только кто-то из окружения Артемьева что-нибудь передал… Только это. Но в таком сообщении не может быть подробностей, и доказать никто ничего не сможет.
Держаться ранее сказанного. С таким намерением пришел Шевров. Кольберг произнес фамилию, ожидая, что Шевров чем-нибудь выдаст себя. Но тот спокойно принял вопрос.
— В темноте, когда на меня набросились, разве я мог знать, в кого стреляю? Секунду помедлил бы, не стоял бы перед вами, а допрашивали бы меня в подвалах Лубянки.
Кольбергу все стало ясно. Не тронули Шеврова, обманули, получили у него пароль и устроили засаду. И засаду можно объяснить. Они ждали дальнейшей расшифровки группы, никак не веря, что вся группа состоит из трех человек. Кольберг верил показаниям Курбатова. До известного, конечно, предела. Внешне, его канву он принял. Все так и должно было быть. За ним пришли. Пришел Артемьев, провез на автомобиле до «Метрополя», Курбатов прошел к Воронцову полю. Такие подробности говорили прежде всего о том, что это была правда. Курбатов и его наставники, если они были, должны следовать точной версии передвижений. Никто из них не был гарантирован от того, что за Курбатовым не ведется перекрестное наблюдение. Стало быть, Артемьев как-то получил пароль. Тункин не знал ни адреса Курбатова, ни пароля.
— Раньше вам не приходилось встречаться с Артемьевым?
— Нет, не приходилось!
— Кому вы передали явку Курбатова и пароль?
Вот он, вопрос, главный вопрос. Убийственно точный вопрос. Но Шевров не дрогнул. Решение было твердым.
— Никому и никогда я не сообщал адреса Курбатова. Его не знал даже Тункин.
Кольберг обернулся на солдат, едва заметно пошевелил бровями.
Они неторопливо подошли к Шеврову, схватили под руки, вывернули их за спину. Острая боль пронзила плечи и позвоночник. Его кинули на пол. Солдат наступил ногой на крестец. Из-за стола раздался тихий голос Кольберга:
— Говори правду, Шевров!
Солдат поставил вторую ногу на позвоночник, потянул вверх и назад руки.
Шевров знал: еще рывок, и сломается позвоночник. Он дико закричал:
— Стой!
— Готов говорить правду, Шевров? — скрипел сухой голос Кольберга.
— Готов! — ответил Шевров.
Кольберг сделал знак охранникам. Они отпустили Шеврова. Подняли его под руки, поставили перед Кольбергом, удерживая руки за спиной.
Кольберг медленно поднял глаза на Шеврова.
— Ну!
Шевров тяжело дышал. Он понял одно: случилось что-то страшное, непоправимо страшное, уж ежели Кольберг применил к нему высшую категорию допроса.
— Писать? — спросил Шевров.
— Если правду, пиши! Но правду!
Шевров изложил все до мельчайших деталей: и то, как в притоне разболтался Тункин, как он привел к нему Артемьева, как вошел Артемьев, как предъявил свой мандат, какие слова говорил, как получил адрес и пароль к Курбатову. Дошел до рокового свидания, до той минуты, когда выстрелил. И остановился. Здесь конец, здесь если писать правду, то это значило бы собственной рукой подписать себе смертную казнь. Кольберг не любил расстреливать, он вешал. Но кто же, кто же может доказать, что он стрелял в Курбатова? Это и сам Курбатов не смог бы доказать. Шевров отчетливо видел тогдашнюю обстановку. Темень, густые кусты. Выстрел из кустов. Не мог Курбатов видеть, что именно он стрелял, для этого должен воскреснуть Артемьев или кто-то из близкого окружения Артемьева оказаться здесь.
Шевров остановился.
— Все? — спросил Кольберг.
— Все! — ответил Шевров и протянул лист бумаги Кольбергу.
Кольберг начал читать. Солдаты стояли над Шевровым. Кольберг усмехнулся, усмешка чуть покривила кончики губ. Он представил себе сцену в домике, растерянность и метания Шеврова и его попытку сторговаться с чекистами за счет Курбатова. Он мог назвать всю цепочку, спасая свою шкуру, мог все раскрыть и его, Кольберга, назвать. А может быть, и назвал? Еще раз закинуть ему руки за спину? Или подождать? Подождать, пока не выкристаллизуется в его представлении линия чекистов. Стоило подождать… Шевров не написал, что он стрелял в Курбатова. Именно потому и не написал, что он вступил в игру с чекистами.
И Кольберг похолодел от внезапной догадки. Отбился гранатами от засады, в которой было несколько человек. Отбился и ушел! Тоже побег! И чем он правдоподобнее побега Ставцева и Курбатова?
Кольберг сделал знак охранникам. Шеврова увели.
Теперь можно подумать в одиночестве и в тишине. Шел шестой час утра. За окном не утихала метель.
Кольберг глубоко сел в кресло, положил ноги на мягкий стульчик и закрыл глаза. Он любил такие минуты: перед разгадкой, перед анализом трудной комбинации погрузиться как бы в дремоту…
Что-то еще беспокоило его. Весь день между другими занятиями возвращался к этой беспокоящей мысли. Ах вот оно что! Откуда взялся денщик у Ставцева? На улице подобрал. В дороге где-то пристал к ним, помог, бегал за кипятком, с проверкой документов какая-то история. И этим денщиком стоило заняться.
25Дервиз назвал Кольберга немецким агентом, даже употребил определенное слово: «шпионаж». Это слово сказано сведущим человеком, но частным лицом, имеющим право на предположения. В информации Курбатова, упоминалось, что Кольберг склонял Дервиза на создание сильной немецкой партии при русском правительстве, не обязательно даже монархическом. И это в канун войны с Германией? Кому это было на руку?
Дзержинский поручил чекистам поработать в архивах, изучить подробнее Кольберга.
Обнаружилась косвенная связь Кольберга с одним из агентов немецкой военной разведки, разоблаченным и судимым военно-полевым судом уже во время войны с Германией. Пошли дальше. Нашли следователя, который вел допрос немецкого агента. Следователь работал в одном из советских учреждений, не скрыв своего прошлого. Он дал интереснейшие показания о том, как по приказам жандармского корпуса изымались некоторые признания немецкого агента и бесследно исчезали. Ниточка вела к высокопоставленным лицам при дворе, а следил за ходом следствия жандармский полковник Кольберг.
Следователь показал, что одно из признаний этого агента он не решился даже занести в протокол, усматривая в этом уже опасность и лично для себя. Слишком влиятельные лица втягивались в порочный круг. Агент прямо указал на Кольберга как на резидента немецкой военной разведки в русском жандармском корпусе.
