Владимир Михайлов - Искатель. 1964. Выпуск №2
…Нет, эта связь не случайна!.. Она не может оказаться бесплодной. Обманывают только люди. Природа всегда правдива.
Дрожащими от возбуждения руками я раскрыл гидрогеологическую карту района Оберры.
Какой же я осел! Изолинии встречались на карте так же редко и случайно, как оазисы в пустыне. Район был едва изучен. Все разлетелось и разбилось, как пирамида из фарфоровых чашечек.
Обидно! Вместо закономерного перехода от общего к частному я должен был сделать некий логический прыжок. Прыжок в темноту через десять провалившихся ступенек.
— Выступаем сегодня вечером, Махди!
Оставалось только надеяться, что гидрогеология Аледжиры изучена лучше.
* * *Джелу душно и сладко пахла пальмовой древесиной. Доски жарились на солнце в собственном соку. Медленными коричневыми пузырями вытапливалась липкая смола. Шуршали жесткие надкрылья короедов. В тени фикусов неподвижно распростерлась бархатная бабочка, сжав в тугую спираль мохнатый хоботок.
Хорошо было в сочной, глубокой тени!
Здесь, на дровяном складе, позади фактории обедали рабочие. Сквозь корд и стружку вяло поблескивали ржавые рельсы вагонеточного пути. На перевернутой вагонетке была расстелена засаленная газета. Рабочие ели маниоку, баклажаны и марокканские сардины. Пили пальмовую водку, закусывая ее соленой тыквой. Сидели прямо на земле, кто на корточках, а кто по-турецки.
— Мир вам! Приятного аппетита, — поздоровался я.
— Салям. Садитесь с нами, — пригласил меня темный, как сандаловое дерево, сухой старик с седыми в мелких колечках волосами.
Я достал сигареты и поочередно предложил каждому закурить. Старик взял чистый картонный стаканчик и налил мне водки. Она была сладкая и терпкая, как самогон. Соленая тыква напоминала вялый, расползающийся огурец.
— Инглези? — спросил старик.
Я покачал головой.
— Аллемани?
— Нет. Русский.
Старик согласно кивнул. Ели молча.
— Куда это ваше начальство подевалось? — спросил я, допивая едкий гранатовый сок.
— Я десятник! — гордо сказал старик, погладив костлявую грудь.
— Мне, собственно, нужен горный инспектор… А мистера Пирсона вы знаете?
— О, Пирсон! — отозвались рабочие и замолкли.
— Он уехал, — сказал старик, — уехал на север. Горный инспектор тоже уехал. А что, господин хочет нанять рабочих?
— У меня уже были рабочие, но они сбежали.
— Сбежали?!
Все, кто лежал в тени, поднялись и подошли ближе.
— Ну да, сбежали, — ответил я. — Испугались большой летающей красной ящерицы и сбежали.
— Вы видели большую летающую красную ящерицу? — тихо спросил старик.
— Нет… не думаю.
— А сколько вы платили рабочим?
— Полтора фунта.
— В неделю?
— В день.
Старик что-то сказал по-нилотски. Стоявшие вокруг меня загалдели. Говорил со мной только старик. Видимо, он один знал здесь английский.
— Никто не сбежит от своего счастья, — сказал он. — Мы даже не слышали, чтобы в Джеле платили такие деньги.
— Нет, не в Джеле. Мы работали на Оберре.
Стоявшие вокруг нас вновь стали оживленно переговариваться. Крикнув что-то, старик унял шум.
— А откуда были рабочие? — спросил он, тщательно поплевав на сигарету и затоптав ее в землю. На выбеленной стене фактории огромными красными буквами было написано:
«Не курить!»
Я только теперь заметил надпись и тоже поспешил погасить свою сигарету.
— Рабочих, по-моему, набрали здесь, в Джеле.
Старик недоверчиво засмеялся и покачал головой. Это становилось интересным.
— Я даже знаю их имена, — сказал я, достав записную книжку. — Хафзи, Умго, Мболо, Нгамо…
— Нгамо — кривой? Одноглазый? — перебил меня старик.
— Нет! Высокий и красивый нубиец.
— Мы не знаем здесь таких людей. — Голос старика приобрел торжественные ноты. — У нас в Джеле нет мужчин, которые бежали бы от такого заработка. Ведь вы говорите, что они даже не видели… Красного, — тихо добавил он и что-то сказал товарищам.
Те опять зашумели и замотали головами.
«Так, мистер Пирсон, оказывается, вот они какие — «африканские особенности»!» — подумал я.
Экзотика спадала, как шелуха с луковицы. С горькой, но здоровой, ядреной луковицы.
— А Танге, Билля Ленгстона, Фавзи Ашляка, Роже Дюверье и Ндуму вы знаете? — назвал я имена рабочих, которые сбежали в первый раз — еще тогда, в Аледжире.
— Роже Дюверье знаю, — важно кивнул головой старик, — но он не из Джелу. Этот большой негр с Севера. Роже не побоится Красного. Но он мог сбежать, если ему вместо полутора фунтов предложили два. Никакого рабочего достоинства. А остальных людей я не знаю, они не из Джелу.
Я молча поблагодарил старика и поднялся. Многое для меня стало ясно.
— А Махди? Вы, конечно, знаете Махди? Махди побоялся бы Красного? — спросил я.
Рабочие насторожились. Старик что-то сказал им, и они зашумели. Глаза засверкали, ноздри раздулись и затрепетали. Старик кивал головой и прицокивал языком.
— Нет, — сказал он, поворачиваясь ко мне, — Махди не побоялся бы даже ифрита. Он сам ифрит, этот Махди. Его боится вся Аледжира… Но зато он боится… своей тени, которая приходит к нему во время сна.
Старик опять что-то пробормотал по-нилотски. Рабочие громко рассмеялись. Нахмуренные лица разгладились.
— Спасибо вам! — Я поклонился.
— И вам спасибо, — с достоинством ответил старик.
Рабочие почтительно приблизили ладони ко лбам.
— Я могу вам помочь набрать новых рабочих! Тоже за полтора фунта в день! — крикнул старик мне вдогонку.
Я обернулся.
— Спасибо. Я обязательно прибегну к вашей помощи. Через некоторое время. А сегодня я еду в столицу.
— А что у вас за работа на Оберре? Собираете коллекции?
— Нет. Ищу petroleum.
— Pertroleum?
— Ну да. Oil.
— Oil?
— Вы не знаете, что такое oil?
Старик помотал головой.
— Petroleum oil… Не знаю, как вам объяснить… Черная горючая жидкость. Из нее делают бензин.
— О! Нафта?
— Да, нафта.
— Зачем всем так нужна нафта? Русси тоже нужна нафта?
— Я ищу ее для вас.
— Для нас?
— Да. По просьбе правительства вашей республики.
— О! Это совсем другое дело. Так вы приходите. Обращайтесь прямо ко мне. Я достану вам хороших рабочих, которые не покинут вас даже за четыре фунта в день! — Старик засмеялся.
— Спасибо! Мир вам!
— И вам мир! Приходите.
* * *Я раздумал ехать в столицу. Действительно, на что мне было жаловаться? Меня обманули? Увлекли на неверный путь? Опутали липкими нитями заговора? Но в том-то и беда, что формально решения принимал я один. А по существу?..
