Луи Буссенар - Капитан Ртуть
Предводитель следил за всем. Низкорослый, скрюченный, как старый пень среди высоких деревьев, Перес держался властелином. Окружающие слушали его с благоговейным почтением.
Мешок с пленником бесцеремонно бросили на землю.
— Отнесите его в оружейную залу, — произнес Перес хриплым голосом.
Двое великанов схватили мешок с двух концов, пересекли двор, забитый спящими людьми, завернувшимися в плащи, с оружием наготове. Открылась дверь, и двое вошли в просторную комнату, оказавшуюся арсеналом[107]. Повсюду были нагромождены ружья и карабины. В глубине виднелось даже нечто вроде гаубицы.
Посередине стоял длинный стол или, скорее, верстак, с тисками и другими инструментами. Видно, что здесь производился срочный ремонт. Мексиканцы отодвинули на край стола пилы, молотки, напильники и положили свой груз. От свечей падал мрачный свет, как в мертвецкой.
Движением руки Перес выпроводил солдат и остался один на один со своей жертвой. Он вытащил кинжал и вспорол мешок. Ртуть в костюме офицера colorado, бездыханный, но элегантный и красивый, как всегда (только сомбреро помялось и съехало на лоб), лежал перед мучителем.
Перес грубо сорвал сомбреро и открыл бледное лицо юноши. Глаза его были закрыты, губы сжаты. Правильные черты лица напоминали мраморную скульптуру из собора.
Физиономия урода перекосилась от гнева. Он испытывал жгучую зависть при виде красоты ненавистного ему юноши. Затем злобная усмешка искривила губы Переса. Наконец-то он сможет отомстить. Пленный в его полной власти.
Ртути в голову бы не пришло, что он связан с вождем партизан жестокой трагедией, которая произошла много лет назад.
Перес ощупал неподвижное тело, приподнял веко и осмотрел глазное яблоко. Он убедился, что смерть не наступила.
Нервное потрясение произвело любопытный эффект… Что-то типа летаргического сна[108]. Очень странное явление!
Мексиканец приложил ухо к груди пленного.
— Это у них семейное, — продолжал он ворчать сквозь зубы. — Подумаешь, какие мы нежные! Он такой же, как и она!
Она? Кого он имел в виду?
Затем карлик задумался, не отрывая взора от недвижного, словно неживого, юноши. Жестокие замыслы роились в его мозгу, пальцы сжимались от напряжения. Перес хотел схватить врага за горло и задушить его, но вовремя остановился.
— Нет, нет! — пробормотал он. — Пусть она его убьет… Вот так! Когда она нанесет удар и он захрипит в предсмертной агонии, я крикну им всю правду… Пусть знают всё: ему это будет нечеловеческой мукой в последние минуты жизни, а ей — вечным грехом на душе!
Перес отошел от Ртути, выпрямился, насколько позволял ему маленький рост, и воздел руки к потолку.
Свирепые черты его немного смягчились, в нем произошла удивительная перемена: глаза закатились, остался один белок. Зрелище не для слабонервных, к тому же из этих безобразных глаз, казалось, исходил свет, подобный лунному лучу. Руки как звериные лапы с когтями готовы были вцепиться в добычу.
Из уст мексиканца вырывались слова:
— Долора! Иди… иди… Я так хочу! Слушайся меня… иди сюда!..
Зловещий урод замер в одной позе, огромная сила исходила от него, несгибаемая воля читалась на лице. Некрасивое и тщедушное существо превратилось в могучего демона![109]
Так прошло несколько минут. Луч света побледнел. Повелительным жестом Перес вытянул руки, с его пальцев словно срывались огненные искры.
И тут в тишине ночи послышался звук. Сначала легкий, как шорох, но равномерный, он становился все явственней. Это были чьи-то шаги, кто-то шел на зов…
Внезапно дверь залы тихонько отворилась. Во мраке предстала белая фигура, словно привидение. Долора, бледная как смерть, с потускневшими глазами и бескровными губами, была облачена в длинное ночное одеяние, ее прекрасные черные волосы рассыпались по плечам. Перес сделал шаг, и в тот же миг по всему телу доньи Альферес — то была она! — пробежала конвульсивная дрожь. Девушка отшатнулась, но магические пальцы устремились к ней.
Глаза карлика постепенно обрели прежний вид, зрачки встали на место. Перес не отрываясь смотрел на Долору, но она не сразу повиновалась молчаливому приказу, словно пытаясь противостоять демонической силе. Мексиканец посмеивался, не сомневаясь в победе над своей рабыней. Его лапы приблизились, двинулись по направлению от лба к сердцу несчастной, которая постепенно покорялась, уступая неведомой силе.
Перес отошел, продолжая обволакивать Долору гипнотическими волнами. Бедная девушка послушно приблизилась и упала перед ним на колени, сложив руки на груди в знак повиновения. Колдун коснулся ее головы, и дрожь пронзила жертву.
— Встань, Долора! — приказал он отрывистым и резким голосом.
Она поднялась.
— Ты хорошо слышишь меня?
— Я вас слышу.
— Ты готова повиноваться мне?
Девушка медлила с ответом. Наконец, приложив руку к сердцу, она устало произнесла:
— Я готова…
Перес наклонился к Долоре и зашептал ей в ухо:
— Ты помнишь… Я говорил, что твой долг — ненавидеть французов… преследовать их… убивать…
— Да-да. Я ничего не забыла.
— Я говорил, что я — твой отец и единственный имею право диктовать свою волю…
— Да, вы говорили, что вы — мой отец…
— Ты подчинялась мне. Ты — Долора Перес, донья Альферес, ты командуешь людьми, своими верными псами…
Девушка молча кивнула головой.
— Ты знаешь, что любое сопротивление бесполезно. Я — твой повелитель…
— Мой повелитель… — эхом отозвалась Долора.
— Ты принадлежишь мне душой и телом…
— Душой и телом…
Голос ее звучал как из преисподней.
Мексиканец продолжал свои пассы. Внешняя покорность жертвы удивляла его и казалась недостаточной. Наконец, сосредоточив волю и энергию, он добился нужного результата.
Долора выпрямилась, решительно откинула со лба тяжелые черные волосы. Румянец снова заиграл на ее щеках. Колдовство свершилось: измученная девушка, вот-вот готовая упасть без чувств, преобразилась, получив новый заряд энергии. На лбу пролегла упрямая складка. Бледные губы порозовели и сложились в злую улыбку. Глаза расширились и загорелись жестоким блеском. Руки ожили…
Долора была как одержимая. К ней возвратилась прежняя красота: сильная, гордая, угрожающая. Она снова превратилась в донью Альферес, нежный голос приобрел металлические нотки, жесты стали грубее.
Девушка посмотрела в лицо Пересу. Сияние его дьявольских глаз больше не страшило ее.
— О моя Долора! — воскликнул негодяй. — Наконец-то ты снова такая, какой я хочу тебя видеть, моя дочь, достойная своего отца…
