Олег Глушкин - ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №6
Так и не узнает Адхам, что за человек, с которым он шел… Будет, наверное, всю жизнь считать Махмудбека злейшим врагом.
Хозяин часто вставал, внимательно осматривал дастархан и уходил в соседнюю комнату. Он приносил новые лаганы, касы, тарелки с другими, более вкусными закусками — печенкой, хаспой — горячими колбасками. В завершение Акбар, вытянув руки, внес лаган с головой барана. Лаган поставили перед почетным гостем и подали ему острый нож. Начался торжественный ритуал. Махмудбек отрезал кусочки и раздавал своим спутникам.
Завтрак явно затягивался. И Адхам уже не скрывал своего нетерпения. Он начинал отказываться от угощений. Прикладывал руку к груди и клялся, что сыт, что уже больше не может съесть ни одной крошки. Хозяин вышел, загремел чайником.
— Мы завтра пойдем… — наконец сообщил о своем решении Махмудбек.
— Почему? — не выдержал Адхам.
— Туда ушел человек. Японец послал. Пусть пока переправит его. Здесь можно лучше отдохнуть, чем у Джанибека, — объяснил Махмудбек.
Адхам вновь вытянулся. Махмудбек заметил за ним эту странность. Так вытягиваются, замирая, школьники, когда услышат что-нибудь интересное. Эту привычку может заметить и Джанибек. Слишком любопытным покажется парень.
Слуга японца прикидывался дурачком. Он делал вид, что ничего не понимает.
— Больного поил, кормил… Плохо ел.
— Когда больной терял сознание, он что-нибудь говорил? — спросил Махмудбек.
— Без сознания? — усмехнулся слуга. — Он бывал без сознания.
Махмудбек вытащил деньги и положил их перед слугой. Тот равнодушно посмотрел на ассигнации.
— Английские… — объяснил Махмудбек.
Парень понимающе кивнул: вижу. Он откровенно набивал цену. Махмудбек положил еще три ассигнации.
— Что нужно знать господину? — деловито спросил слуга.
— Слова, которые ты слышал от больного. Он мог их говорить, когда трепала малярия.
Лицо у парня спокойное, а глаза бегают. Как пуговки, черные, острые глазки. Шныряют глазки… Перескакивают с Мах-мудбека на дверь. Парню надо побыстрей уйти. Сделка состоялась.
— Да, господин… Он часто повторял: Ош, Ассаке, Шамурад.
— Его так звали?
— Нет… Его звали Турсун. А к Шамураду он шел.
Через полчаса пришел Акбар. Он тяжело сел, вытер рукавом лоб. И снова на лбу моментально выступили капли пота.
Хозяин дома сидел перед гостем не шевелясь, замерев, будто в молитве, тупо уставясь на худое, усталое лицо Махмудбека.
— Что случилось? — спросил Махмудбек. — Японец догадался, что его слуга был здесь?
— Японец? — как-то странно переспросил хозяин. — Какой японец? А… японец…
Опять рукавом халата вытер пот.
— Японцу не до нас… — наконец сообщил Акбар. — Плохо с ним. Лежит. А радио все работает. Работает, кричит…
Махмудбек смутно догадался о причине, которая свалила японца. «А радио все работает, кричит!» Неужели…
Он боялся поверить в эту долгожданную весть. Что же могло еще свалить резидента японской разведки!
— Значит… — несмело начал Махмудбек.
— Да… — шумно вздохнул хозяин и вдруг закричал отчаянно, истерически, схватившись за голову руками, покачиваясь: — Да! Русские взяли Берлин. Гитлера нет. В Москве праздник.
Махмудбек рванулся к хозяину, схватил за плечи, потряс.
— Тише, Акбар!
— Я и так тихо жил! Тихо! — надрывался хозяин. — Они обещали, немцы! Все обещали! Столько лет…
— Успокойтесь… Успокойтесь… — машинально повторял Махмудбек.
Он думал о другом. Он немедленно принимал новое решение.
— Не могу! А-а-а! — бился в истерике Акбар. — Всему конец. Большевики в Берлине…
Он начал хлопать ладонями по щекам. Так поступают при известии о гибели близкого.
— Когда это случилось? — спросил Махмудбек.
— Вчера! Вчера! Девятого мая!
В комнату ворвался Адхам. За его спиной, вытянув шею, стоял проводник-
— А что же они врали! — крикнул хозяин.
Он бросился к одной из ниш. Достал из-под атласных курпачи несколько журналов «Миллий Туркестан».
Махмудбек сразу узнал эти потрепанные издания. Наверное, не раз их листал хозяин дома, веря щедрым обещаниям высокопарных статей, веря каждому слову журнала, на котором стояло: «Издатель и главный редактор Вали Каюмхан».
— Что же они врали!..
Хозяин швырнул журналы в угол комнаты. Махмудбек собрал их, аккуратно положил на подоконник.
— Дорогой Акбар — сказал он. — Дорогой наш друг…
Спокойный, торжественный голос отрезвляюще подействовал на хозяина. Он поднял голову и печально посмотрел на гостя.
— Борьба продолжается! Мы были готовы к поражению немцев. Но борьба продолжается. Завтра вот этот джигит, — он кивнул на Адхама, — уйдет к Советам. За ним пойдут другие…
— Да, да… — прошептал Акбар. — Борьба продолжается. В эти слова он сам не верил…
Махмудбек повернулся, взял за локоть Адхана и вывел в соседнюю комнату.
— Завтра утром пойдешь. На всякий случай должен знать, что совсем недавно туда, к Советам, прошел человек японца — Турсун. В бреду он, вероятно, выдал свои явки: Ош и Ассаке… Имя — Шамурад.
— Ош, Ассаке, Шамурад, Турсун… — повторил юноша и вдруг подозрительно спросил: — Зачем мне это, господин?
— На всякий случай. Вдруг твоя явка провалится… — не очень доказательно ответил Махмудбек. — Ясно? Ош, Ассаке, Шамурад, Турсун.
— Ясно, господин… А вы?
— Увы! — вздохнул Махмудбек. — Обстановка так изменилась, что мне надо побыть здесь… — неопределенно ответил Махмудбек. — И нога. Нога очень болит…
Махмудбек говорил правду. Опять острая боль не давала покоя.
Японец долго массировал ногу, втирал пахучую желтоватую мазь. Потом принес тряпку, от которой шел пар. Прижал тряпку к ноге, подержал, словно испытывая терпение Махмудбека.
— Сейчас…
Закончив эту не очень сложную процедуру, он принес небольшой приемник, подключил к нему батарею. Все делал молча, спокойно, не обращая внимания на больного, не интересуясь его самочувствием.
Приемник стоял рядом с топчаном. Махмудбек имел возможность крутить шкалу настройки. Старенький, облезлый ящик. Но в него вмонтирована мощная аппаратура. Мигал зеленый огонек. Двигалась шкала, раздались треск, обрывки заунывных песен, непонятной музыки, чужие слова… Все это неслось в тесную комнатку через горы, через сотни километров. А японец, взглянув на Махмудбека, только сказал:
— Сейчас…
Он ушел и не появлялся до полуночи.
Махмудбек нашел советскую радиостанцию, слушал задорные солдатские песни. Из Москвы транслировался концерт. Он надеялся, что важнейшие документы все-таки будут переданы еще раз.
