Сергей Хелемендик - Наводнение
Трудно сказать, как граф переживал разлуку с Анитой. Внешне он не проявлял никаких признаков того, что скучает по своей жене. Но в течение почти двух лет разлуки у него не появилось ни одной женщины, и это можно было истолковать как признак глубокой привязанности. Анита притягивала графа как женщина настолько сильно, что заменить ее не сумела ни одна из десятков тысяч красивых девушек, которые заполняют улицы и пляжи Ринкон Иносенте почти круглый год.
Первые месяцы после отъезда Анита писала длинные страстные письма и уверяла, что вот-вот приедет, что вот-вот вернется насовсем. Потом она замолчала на несколько месяцев, и только из письма родителей Аниты граф узнал, что она находится в депрессивном состоянии под наблюдением психиатров, но при этом умоляет ничего не сообщать в Ринкон Иносенте. Потом Анита снова начала писать, и граф узнал, что ее последнее увлечение было необычно серьезным и продолжалось почти три месяца. В веселом тоне Анита писала, что ее нового друга подвела собственная настойчивость. Он непременно желал жениться на ней и все время раздражал ее, уговаривая развестись с графом. Кончилось это скандальной отставкой, которая обрушилась на воспаленную голову жениха как гром среди ясного неба.
Тон писем и телефонных монологов Аниты изменился. И хотя она по-прежнему плакала в трубку и взрывалась приступами отчаянного раскаяния, в ее голосе, интонациях появилось что-то более устойчивое и надежное. Анита взрослела.
Несмотря на нажим со стороны родителей, тоскующих по внучке, Анита не пыталась забрать Люси в Мехико, будучи полностью согласна с мнением графа, что девочке будет лучше и надежнее вместе с отцом, в Ринкон Иносенте. Анита помнила наизусть письмо, полученное от мужа через два месяца после ее бегства. В ответ на ее бесконечные обещания вернуться не позднее чем через два-три дня, граф в мягкой форме просил ее хорошо взвесить свое решение, чтобы не заставлять Люси страдать, если Аните вновь захочется уехать…
Закончив операцию, граф позволил себе вернуться к мыслям о предстоящем приезде Аниты и опять потерял покой, а вместе с покоем, как говорят китайцы, «потерял лицо». В том, что решение Аниты вернуться в Ринкон Иносенте на этот раз будет выполнено, он почему-то был уверен, и приезд Аниты волновал его больше, чем вся история с гангстерами и отравлением Луиса. Граф стыдил себя за это. Луису и его делам следовало отдать сейчас все время и внимание, потому что именно он, а не Анита, находился в ситуации опасной.
Но граф не мог избавиться от образа просыпающейся Аниты, ее прекрасного тела и припухшего после сна лица…
* * *
Двигатель «сакапунты» жужжал, как встревоженная пчела. Луис выжимал из него все, на что был способен этот крохотный сверхэкономичный мотор, требовавший в семь раз меньше бензина, чем «мерседес» майора Кастельяноса. Луис торопился. Но его путь лежал отнюдь не в Университетский центр, как непринужденно уверял он графа, а в другом направлении.
Месторасположение дома Панчо, обладателя свиного стада, который с первого слова окрестил Луиса дармоедом, отложилось в его памяти совершенно точно. Через четверть часа Луис тормозил перед плакатом с очкастым медведем, зачем-то решившим советовать водителям Эль-Параисо соблюдать правила. Луис помедлил, размышляя, заезжать во двор или оставить машину на шоссе, а затем решительно придавил педаль, и «сакапунта», печально завывая, поползла на пригорок, где из зарослей бананов и мандариновых деревьев высовывалась грязно-серая стена дома.
Как и в тот самый тяжелый и больной в жизни Луиса день, двор кишел живностью, среди которой преобладали свиньи. Луис поискал глазами место в тени для машины, не найдя ничего более подходящего, въехал в куцую тень одинокого мандарина и вылез, морщась от вони.
– Как здесь живут люди… – проворчал он. Коренной горожанин, Луис не догадывался, что к запаху скота крестьяне привыкают с детства и не замечают его.
Тонкая дощатая дверь дома была открыта настежь. Счастливые и добродушные крестьяне Эль-Параисо не знают, что такое дверной замок. Луис вошел в дом без стука, следуя обычаям страны, где стучать в дверь не принято и любой прохожий заходит в чужой дом так же свободно, как в собственный.
Из темного коридора Луис попал в большую комнату, где он проснулся три дня назад. Комната была пуста, и Луис с любопытством посмотрел на широкую деревянную кровать с распятием над изголовьем. В целомудренно простой обстановке комнаты он не нашел никаких перемен. Женский манекен в рваном розовом чулке стоял в том же углу, в той же позе и с тем же окурком во рту.
Из большой комнаты выводила еще одна дверь. Луис открыл ее и попал в узкий, совершенно темный коридор. Дом Панчо, похожий со стороны шоссе на каменный сарай, оказался больше, чем предполагал Луис. Он был расположен так, что основную его часть скрывали от постороннего глаза заросли бананов и свиные загоны из ржавой колючей проволоки.
Луис медленно крался по темному коридору, пока странный звук не заставил его остановиться и замереть на месте. Сначала ему показалось, что это слуховой обман, что он принял какой-то посторонний звук за шум льющейся воды. Водопровод и этот большой грязный сарай казались вещами несовместимыми. Но, приближаясь к источнику шума, Луис убедился в своей догадке. Ошибиться было невозможно. Это был звук льющейся воды.
Луисом овладел азарт. Он представил себе, что поблизости сейчас мирно моется ни о чем не догадывающийся лысый тип, которого Луис почему-то сразу определил как главного виновника своих бед. Он представил себе, как войдет и начнет учтиво расспрашивать этого угрюмого лысана…
О чем именно нужно спросить лысана, Луис так и не успел решить. Рядом с ним, там, где он предполагал стену, открылась дверь, и Луис отпрянул в темноту. В коридор вышла девочка, закутавшаяся в полотенце, открыла дверь, за которой оказалась залитая солнцем комната, и, остановившись перед старым треснувшим зеркалом, начала вытирать волосы.
Луис подобрался к открытой двери и с изумлением узнал в голой девчонке большеглазую Ивис. Девушка вертелась перед зеркалом, вытирая свое небольшое смуглое тело. При свете Луису показалось странным, как он мог принять Ивис за ребенка. Это была юная, но вполне созревшая девушка, с упругими и изящными формами, крепкой грудью и широкими бедрами, которыми всегда славились и гордились женщины Эль-Параисо.
Ивис набросила халат и вышла из комнаты. Она прошла в сантиметрах от прижавшегося к стене Луиса, который мягко, как кот, двинулся вслед за ней. Шаг за шагом он крался по коридору, пока девушка, почувствовав за собой шаги, не замерла на месте и не попробовала обернуться. Попытка не удалась, так как Луис закрыл ей глаза ладонями и крепко держал ее мокрую голову в своих руках. Он был на голову выше.
