А Адалис - Абджед, хевез, хютти... Роман приключений. Том 4
Из путанной задумчивости его вывел легкий скрип. Человек в голубоватом плаще широким и плавным жестом предложил Уикли покинуть комнату. Уикли повиновался с захолонувшим сердцем. Когда они подошли к стене, внезапно открылся ярко-желтый просвет и в нем — узкий, длинный коридор, вымощенный цветными изразцами. Плащ метнулся в сторону и, казалось, исчез в стене. Уикли нырнул в сводчатую комнату, освещенную сквозь узкие окна дневным светом. Середину комнаты занимал низкий мраморный стол. Мягкие ковры заглушали шаги. За окнами зеленел парк и синели далекие горы. В оглушительной тишине мягко журчали бесчисленные ручейки и тонко звенели высокие фонтаны. Кто-то схватил Джонни за плечо.
— Седжи!
Сережа не знал английского, Джонни — русского.
— Арт, нет? Нот?
Раздался стеклянный жалобный звон. Двери открылись, и в комнату вошли Джелал и Борис. Последний с жидкоблестящими глазами кинулся к Сереже.
— В чем дело? Щеглов! Это — великие посвященные.
Так один за другим появлялись новенькие белые хитоны недостающих членов экспедиции. По привычке путешественники уселись на ковре и принялись допрашивать друг друга. Арт и Александр Тимофеевич пополнили маленький пробел.
— После бегства Бориса их, кажется, повели по бесчисленным переходам и мостикам. В конце пути, на широком искусственном канале качалась закрытая лодка. Погрузив пленников, люди в плащах отчалили от берега. Арт долго боролся с внезапным сном, чуткое ухо специалиста улавливало в полудремоте заглушенный звук мотора…
«Это как будто все».
Джонни откинул рукав хитона и показал порезанную руку. У каждого из присутствующих по левой руке тянулся шрам от кисти до плеча. Козодоевский тихо говорил, обхватив руками колени и глядя в пространство:
— Я знаю… Тише, товарищи! Это — знак братства у великих посвященных. Шрам — это посвящение в первую тайную степень. Если можешь, Сергей, — поспешил он, увидя знакомый взгляд исподлобья, — объясни иначе!
Сергей загорячился по-домашнему:
— И объясню. Ох, Борька, Борька! И объясню! Да, по-моему, и объяснять нечего. Все объяснится само собой! Сейчас у нас мало фактов.
— А-а-а. Мало фактов! Вы всегда так! Идиотический прием спора! Наука еще не дошла до этого? A-а! Диалектический материализм. Объяснится само собой!
Очевидно, перед Борисом открывались новые возможности. Партия была далеко.
Сергей побледнел:
— Знаешь, Козодоевский, об этом мы поговорим после. Когда выберемся отсюда. А сейчас ссориться нет смысла. Понял?
Ссора зазвенела и оборвалась. Помолчали…
— Руки-то ведь зажили, — спокойно продолжал Сережа. — Как же это так?.. Сколько же времени?..
Арт усмехнулся:
— За несколько дней, что мы потеряли, нас могли перенести на другой конец земли.
Сергей невесело отшутился:
— Во всяком случае, мы не можем пожаловаться на наши квартиры. Жаль, что нельзя поблагодарить хозяев.
Над домом пронесся густой металлический удар. Уикли вздохнул; интимно и тихо он обратился к Броунингу:
— Похоже на гонг. К обеду или к завтраку… Жаль, что у меня совершенно нет аппетита.
Звук так же неожиданно прекратился. Снова и надолго воцарилась глупая тишина. Когда она окончательно сомкнулась над удрученными головами, двери комнаты гладко разошлись. Внушительная фигура, похожая на Антония и Клеопатру из паноптикума, подняла руку, очевидно, для приветствия, и произнесла по-русски:
— Прошу следовать за нами.
Пленники ринулись в открывшуюся дверь нестройной гурьбой. Путаясь в длиннополых хитонах и шарахаясь от предметов неизвестной роскоши, они попали в комнату, освещенную закатом. По стенам тянулись резные дубовые полки с книгами в дорогих переплетах. Фигура указала с округлой вежливостью на глубокие кресла:
— Прошу… подождать.
На письменном столе лежала книга в красном переплете с золотом. Арт ахнул и медленно стиснул локоть Бориса. Тот трепетно прочел четкие золотые буквы.
«Том XVIII. Вл. Ил. Ульянов (Ленин)».
Сергей не успел отозваться. К нему медленно подходил человек с прекрасным открытым лицом, дородный, в бледно-лиловом хитоне с золотой вышивкой. Каштановые с проседью кудри были стянуты серебряным пояском. В правой руке человек держал книгу, заложив меж страниц палец. Новоприбывший величественно опустился в кресло. Несколько минут он пытливо изучал лица гостей. Наконец пошел гортанный, глуховатый голос:
— Совет поручил мне, дорогие гости, до вашего представления ему выяснить, кто вы, откуда, куда направлялись и зачем попали в наши горы.
«По-русски жарит “наши горы”», — мысленно уцепился Сергей.
Незнакомец опустил и медленно поднял большие белые веки.
— Личности некоторых из вас нам удалось установить благодаря бумагам, имевшимся при вас в момент вашего… когда вы к нам попали. Но не все имена нам известны. Кроме того, судя по документам, отсутствуют Иносент Смайлерс и Иаков О’Греннель. Если вы сообщите, где оставлены ваши друзья, они будут препровождены к вам в кратчайший срок. Я слушаю, — обратился он к Арту, заметив, что англичанин порывается говорить. И добавил: — Если вам удобней говорить на вашем родном языке, говорите.
С самого начала своей речи Арт решил, что лгать не стоит: перекрестным допросом всегда можно сбить с толку бедного Уикли. Надо только быть как можно пунктуальнее в датах.
Лицо хозяина оставалось благосклонно бесстрастным.
— …И вот мы очутились здесь. Если я чего-нибудь не сказал, значит, это выпало у меня из памяти.
Следующим докладывал Сергей. Он был также точен. Затем Козодоевский, Джонни и Джелал. Незнакомец изредка задавал вопросы по-русски, английски, таджикски. К Галочке он обратился на мягком украинском наречии. Спокойный голос вывел нервы Галины из неустойчивого равновесия. Она расплакалась. Хозяин приподнялся с кресла и барски поднял за подбородок горячее лицо девушки:
— Успокойся, сердынько, успокойся.
Очередь исповедываться была за Александром Тимофеевичем, но хозяин забыл о нем…
— Своими рассказами вы доставили мне немалое удовольствие. В наше время такие авантюры случаются довольно редко. С нашей стороны мы постараемся обогатить дальнейший материал ваших воспоминаний. Вы будете представлены верховному совету.
В соседней комнате пустым желудкам пленников было даровано спокойствие. Узкий стол изобиловал тропическими фруктами, легким воздушным хлебом и тоненькими сухарями, тающими во рту. Молоко, холодная вода и светлое виноградное вино переливались в высоких графинах. Молчаливое присутствие хозяина веяло мудрой сдержанностью.
