Тот самый сантехник 7 (СИ) - Мазур Степан Александрович
— А весной ты помолодеешь, или как? — не понял Боря.
— Весной теплее, — ответил наставник и рассказал тут же, что теперь модно говорить не «дурак», а «энтузиаст». И в стране всё вдруг в корне изменилось. — Вокруг одни энтузиасты и проблемы рельефа, Борь, — заявлял он.
Глобального немного напрягало, что не может выйти на связь со Стасяном. Молчал и его старший брат Петро. А с младшим сойтись не успел. Был временно недоступен и Шац. И Вика очень переживала по этому поводу.
«Что там у мужиков происходит?» — порой вертелось в голове.
Когда бабка уставала от сериалов и укладывалась спать, выключив большой экран, они вместе сидели в мягком диване перед камином. Блондинку приходилось успокаивать вечерами. И Боря рассказывал ей всё, что знал о её отце.
Вика слушала внимательно и засыпала на его коленях. А на ночь глядя он подхватывал её на руки и уносил в спальную наверх. И тут же возвращался обратно.
Ведь уложив следом деда, Лариса уже караулила сантехника у гостевой комнаты. И едва Глобальный успокаивал одну, как приходила другая, поопытнее и требовательнее.
Истории Ларису уже не волновали. Ей нужно было что-то конкретнее, твёрже, чтобы пощупать, удостовериться, а затем и попробовать, проверить.
— Нет, это не может продлиться долго, — то и дело говорила Де Лакрузо.
Она снова пыталась убедить его, что останется здесь. Правда, сексом заниматься это не мешало.
— Но пока ты здесь, я радуюсь, — добавляла тут же и принималась за дело.
Боря просто принимал это как есть. Возможно, дело было в том, что от бизнес-вумен сильно зависела вся его командировка. Если не оплатит ремонт, то обратно придётся вернуться поездом за три дня. И начать всё по новой, без инвестиций. Хоть и с рабочими руками с перчатками с пупырышками.
Никаких чувств к Ларисе Глобальный не испытывал. Тело реагировало на ласку механически. А заведя его как вибратор на новых батарейках, Лариса Борисовна так же активно использовала его волшебную палочку.
«Что при общем раскладе не так уж и плохо», — прикидывал внутренний голос, порой даже оправдывая эту золотую клетку на эти дни.
В такие моменты сдачи тела в аренду Боря больше думал о Дашке. По утрам она жаловалась на тошноту и бессмысленность завтрака, по вечерам присылала фотографии округлившегося животика. А днём писала, что скучает. И это было очень мило.
В то же время в тех строчках она редко была одна. Рядом постоянно маячила Татьяна Юрьевна. Её двоюродная сестра то поддерживала животик, то помогала делать эротические фотографии. Она давно стала ей ближе, чем родные сёстры, о которых Дашка даже не вспоминала.
Зато обе постоянно вспоминали Новый Год и январские праздники. И Боря даже смирился, что они давно поделили его пополам.
«Тоже вроде любовь. Хоть и половинная», — никак не мог понять, как к этому относится даже внутренний голос: «Человек существо интересное, всегда в поиске. И порой находит такое, что сам не знает, что с этим делать».
В какой-то момент сантехник даже понял, что дело уже не в том, что Тане срочно нужно менять фамилию с Жопкиной на Глобальную. Это был лишь предлог, чтобы подобраться поближе. К нему, к Дарье. Но учитывая реакцию самой Дашки, уже не важно.
«Она всегда будет третьей», — твердил внутренний голос: «Сначала Дашка позволила, а ты и не против. Вот и результат, который уже не переиграть».
И Боря действительно ничего не мог с этим поделать. Ведь Дашка была беременна, а Танюха — рыжая. А рыжий цвет был его ахиллесовой пятой.
«Как серпом по яйцам», — подытожил внутренний голос и оба решили, что просто не будут разрубать этот Гордиев узел. Раз есть, значит нужен. Пусть будет.
И если бы о рыжем знала чернявая Лариса, то провела бы несколько часов в парикмахерской, а затем сама бы никуда не отпустила, потому что он занялся ей всерьёз. А сейчас лишь подмахивал, порой поправлял, немного направлял. Но в основном передал ей всю инициативу. Чтобы наскучить.
А сам снова думал о Наташке.
Проблема самой Натальи Новокуровой заключалась в сыне. Рома загостился, не просто заехав на выходные, а окончательно рухнул в творческий кризис как в лужу и подниматься не спешил.
На это не переставал жаловаться и Моисей Лазаревич. Выходило, что нужно срочно написать брату новую песню.
«Иначе так от мамки и не съедет», — прикинул внутренний голос.
И Боря позаимствовал гитару Володи, забравшись в дальний угол дома и начал творить. Рассказать хотелось о многом. И это многое в мире не радовало.
«Среди всего хаоса и релокантов нужно разыскать что-то светлое и позитивное», — предупредил внутренний голос.
И едва Боря нащупал дорогу к этом и начал записывать первые слова на телефон, как тот зазвонил.
Звонил отец Стасяна. Евгений Васильевич Сидоренко.
— Боря, слушай… на Стаса похоронка пришла.
Не то, чтобы Глобальный часто общался с семьёй Сидоренко, но в этот момент в груди защемило и стало невозможно дышать. А тем более — петь.
Боря отложил гитару и тупо спросил:
— А… тело?
— А хер знает, где тело! Никто ничего не знает или не говорит! — вспыхнул отец, затем рявкнул и положил трубку.
Боря поник и весь следующий день ходил тенью по дому. Стасян появился в его жизни неожиданно. И хоть сразу не был особо замечен, со временем проявил себя. А затем Глобальный им даже проникся.
И вот теперь его не стало. Как и мечты усыновить девочку Катю в Донецке и перевести из постоянно обстреливаемого города на просторы сибирской тишины. Там он хотел показать ей мир и тишь сельских домов. Немного с подгнившими брёвнами, поверх самодельного фундамента, но ни разу не обстрелянных. И тёплых, как сердце русской печи.
Что делать дальше, Боря толком не знал.
Ехать домой на похороны? Рано. Обзванивать всех на «передке»? Не доступны. Возможно, следовало снова попросить Лёху разыскать и разнюхать хоть что-то. Но в последнее время такие выходки начинали нарываться на длительные сроки. Система подкручивала гайки и огромный неповоротливый голем, наконец, решил себя обезопасить, попутно топча тех, кто этого сразу не понял.
Всё немного встало на свои места, когда такси привезло Володю. Прокапанный и обколотый витаминами, Богатырёв посвежел лицом и набрал пару килограмм к выходным, объедаясь как постной пищей, так и передачками Ларисы.
— Боря, ты чего такой хмурый? — быстро вывел он Глобального на разговор, приобняв за плечи на крыльце.
— Душа болит, — признался сантехник. — Не спокойно мне.
— Слушай, да я знаю насчёт вас с Ларисой, — неожиданно вздохнул десантник. — Я же не глухой. Слышал… понимаю.
— Понимаешь? — тупо переспросил Боря, вообще не это имея ввиду.
— Ты тут, бляха-муха, наворотил, конечно, — даже сделал чуть грозное лицо Богатырёв, но тут же успокоился. — Но и помог… понимаешь?
Боря только кивнул. Понимал. И тут же покачал головой. Так, как и не понимал одновременно. Дом со своими причудами. Или как говорят: «чужая душа — потёмки». И верно понимание есть только у классиков. Что когда-то пожили и тоже пришли к выводу, что никто давно ничего не понимает. Но все делают вид, что поняли.
Хоть проблема взаимоотношений с Ларисой и ушла на десятый план, но третий раз терпеть сломанную челюсть Боря не хотел. Так что был рад, что обошлось.
«Считай, заранее расплатились», — добавил внутренний голос: «Со второго удара, так точно»
— Выпить хочешь? — спросил Богатырёв, устав от свежего воздуха и философии.
— Нет, — ответил Боря, так как больше любил лимонад и не делал вид, что он взрослый.
«Взрослось не в том, чтобы пить, курить и трахаться, а в том, чтобы понимать, что нужно именно тебе», — наставлял его внутренний голос.
— А надо, — посочувствовал выздоравливающий, что тоже боялся себе в этом признаться.
— Тебе же нельзя, — напомнил Глобальный.
— Мне нельзя пить, — подчеркнул Богатырёв. — Но никто не говорил, что нельзя участвовать в пьянке… теоретически, — заявил Володя и улыбнулся.
