Уильям Кингстон - Гризли (сборник)
Иногда, но с большими перерывами, когда луна светит, как сейчас, когда ночь такая нежная, а мороз трещит, его рассудок как будто меркнет… «Это волчья ночь», – говорит он. И тогда никто не может ни удержать его, ни вырвать из него хоть слово. Когда Мукоки охватывает такое настроение, никто не смеет следовать за ним. Сегодня ночью он проделает много-много миль. Он будет идти и идти все прямо и прямо, не разбирая дороги, пока его безумию не наступит никому не ведомый срок. А потом, когда Мукоки вернется, он снова будет в полном уме, как вы и я.
Если вы спросите его, откуда он явился, старик ответит вам весьма туманно, что вышел, мол, посмотреть, нельзя ли где-нибудь пострелять.
Род слушал с глубоким вниманием. По мере того как Ваби развертывал перед ним ленту трагической жизни Мукоки, он чувствовал, что им овладевает безграничная жалость к старому индейцу. Теперь Мукоки не был для него полудикарем, едва прикрытым налетом цивилизации. Это был родной ему брат, равный ему человек в полном смысле этого слова.
Рыдания душили его. Пламя свечи колебалось и временами освещало слезинки, которые, сверкая, набегали на глаза.
– Ловкость, с которой Мукоки охотится на волков, – продолжал между тем Ваби, – кажется сверхъестественной. В течение двадцати лег он каждый день своей жизни только и делал, что думал о волках. Он изучил их в мельчайших подробностях и теперь знает этого зверя лучше, чем все охотники Снежной Пустыни, вместе взятые. Никто, никто не может поспорить с ним. Только по следу, оставленному животным, он расскажет вам о всех его повадках, и, будьте уверены, он не ошибется. Какой-то, пожалуй, сверхчеловеческий инстинкт подсказывает ему, что наступающая ночь будет «волчьей ночью». Дуновение ли вечернего воздуха, небо ли, луна ли, вид ли Снежной Пустыни, вся атмосфера, что ли, – не знаю, одним словом, что, но что-то, неуловимое для нас, указывает ему, что в эту именно ночь рассеянные по горам и долинам волки соединяются в целые стаи, что восход застанет их на скатах гор, где они будут греться в ярких лучах солнца.
Если Муки вернется сегодня, завтра вы будете свидетелем редкой охоты… пожалуй, и на долю нашего Волка придется немало работы.
Несколько минут прошло в молчании, огонь шипел в печке, раскаленной докрасна. Мальчики сидели рядом, смотрели на огонь, прислушиваясь к его шипению. Род взглянул на часы. Было уже около полуночи. Но никто из них не хотел возобновить прерванный сон.
– Наш Волк – зверь чрезвычайно любопытный, – сказал Ваби. – Конечно, Род, вы можете считать его выродком, раболепной тварью, предателем, достойным всяческого презрения. Ведь он идет против своих же собственных братьев, заманивает их на верную смерть. Но Волк, по правде сказать, не заслуживает таких оскорблений. Как и у Мукоки, у него имеются свои причины поступать таким образом. Звери, как и люди, умеют затаивать в себе обиды и мстить за них.
Вы заметили, что у него нет половины уха? А если вы запрокинете его голову и проведете рукой по его горлу, вы почувствуете след глубокой раны. Погладьте его сзади, ощупайте его кожу под шерстью с левой стороны, вы найдете дырку величиной с кулак. Мукоки и я, мы извлекли нашего Волка из рысьего капкана. В это время это был еще слабенький волчонок, месяцев шести от роду, как полагал Мукоки. Бедняга был в весьма плачевном состоянии. Он попал в капкан, бился в нем, был беспомощен и беззащитен, и вот тут на него напали его милые сородичи, три или четыре волка, в надежде устроить себе лакомый ленч.
Мы пришли как раз вовремя и обратили в бегство этих братоубийц. Вытащили волчонка из капкана и оставили у себя. Зашили ему горло и зад и постепенно приручили к себе. Завтра вечером вы увидите, чему научил его Мукоки и чем он платит людям свой долг.
Проболтав еще часа два, Род и Ваби затушили свечу и забились под одеяло. Род заснул не раньше чем через час: все спрашивал себя, где же теперь Мукоки, что он делает, найдет ли в припадке помутнения рассудка обратный путь среди поглотившей его Великой Белой Пустыни.
Потом какой-то странный сон мучил его всю ночь. Он видел, как волк пожирал жену Мукоки и его ребенка. Вдруг вместо них появлялась Миннетаки, а волки превращались в вунгов, и вунги бросались на молодую девушку.
Род освободился от своего кошмара только благодаря пинкам, которыми награждал его Ваби. Он открыл глаза, посмотрел на своего приятеля, укутанного в одеяло, тот показал ему что-то пальцем, и тут он увидел Мукоки. Он спокойно принимался за чистку картофеля.
– Алло, Муки! – крикнул Род.
Старый индеец поднял глаза и посмотрел на Рода; на лице он скорчил свою обычную добродушную гримасу. Не было и следа безумных ночных блужданий.
Весело потряхивая головой и бодро, как будто он встал после доброго, освежающего сна, старик готовил утренний завтрак.
– Сегодня большой день, добрая охота. Много солнца сегодня. Мы найти в горах много волки!
Мальчики сбросили с себя одеяла и стали одеваться.
– Когда ты вернулся, Муки? – спросил Ваби.
– Сейчас, – ответил старик, показывая на печь и очищенную картошку, – вот растопить печь.
Ваби переглянулся с Родом, моргнул ему глазом и, когда Мукоки наклонился над рагу, спросил его:
– А что ты делал, Муки, сегодня ночью?
Мукоки отвечал:
– Большая луна, светлая ночь, можно стрелять, смотреть капканы, рысь на горах. Много волчьих следов. Но я не стрелять.
Вот и все объяснения относительно ночного времяпрепровождения, каких мальчики могли добиться от индейца.
Сели к столу, и, когда Мукоки поднялся, чтобы прикрыть печку, откуда шел нестерпимый жар, Ваби, толкнув Рода локтем, сказал ему вполголоса:
– Вот видите, я был прав. Он, конечно, носился по волчьим тропам.
Потом он сказал Мукоки:
– Как ты думаешь, Муки, надо бы нам распределить между собой сегодняшнюю работу. Мне кажется, что мы могли бы расставить наши капканы в двух направлениях, если с вашей стороны нет возражений. Одни в восточном, вдоль этой скалистой цепи гор, образующих бухту. Остальные в северном, вдоль волнистой линии долины. Какого ты мнения на этот счет?
– Хорошо! – одобрил старый следопыт. – Вы два пойти на север. Я один пойти на горы.
Но Родерик порывисто вскричал:
– Нет, нет, Муки! Я пойду в горы с тобой, а Ваби спустится в долину. Я хочу сопровождать тебя.
Польщенный предпочтением, оказанным ему белолицым мальчиком, Мукоки состроил милую гримасу, закудахтал и стал с большим воодушевлением излагать различные планы, созревшие в его голове.
В конце концов было решено, что в хижину они вернутся вскоре после полудня, так как надо было хорошенько отдохнуть до наступления ночи, когда, по уверениям индейца, начнется славная охота на волков.
