Мойра Янг - Храброе сердце
— Тонтоны выросли в силе и в целеустремлении, — говорит она. — У них появился новый лидер, провидец. Они зовут его Кормчий.
— Кормчий, — говорю я.
У Тонтонов новый лидер. Вдруг в моих мыслях появляетца ясная картина. ДеМало на сосновых холмах. Стоявший спиной к Викару Пинчу, он уезжает прочь до того как начнетца битва, забирая большую часть Тонтонов с собой. Но это не значит, што он возглавил их. Только то, што он не захотел отдать свою жизнь за сумасшедшего. Он должно быть давно исчез где-то.
— День за днем сюда прибывают люди, — говорит Ауриэль. — История у всех одна и та же. Им пришлось покинуть свои дома. Бежать, прежде чем их бы убили Тонтоны. Они захватывают землю. Любую землю пригодную для работы на ней, любую, где течет чистая вода. А затем они перевозят туда своих людей, штобы те трудились на захваченной земле — Земельные рабы. Теперь недолго уж осталось, когда все земли к востоку от Пустыни, окажутся в руках Тонтонов. Они называют его Новым Эдемом. И им решать, кому позволить в нём жить. Кто достоит нового мира.
— Я сделала и так уже достаточно, — говорю я. — Город Надежды разрушен. Викар Пинч мертв. Все, што я хочу это то, штобы ты вылечила меня. Я хочу стать снова собой, чтобы я смогла пойти на запад со своей семьей. Так што я смогу быть с Джеком. Он там, ждет меня.
Она бросает еще одну щепотку в огонь.
— У нас у всех свои роли в этой игре, — говорит она. — У него, у твоей сестры и брата. У волкодава. У меня. Неро. Задолго до твоего рождения, Саба, ход событий был приведен в движение.
— Ты имеешь в виду судьбу, — говорю я. — Я не верю в нее.
— Не судьбу, — говорит она. — А предназначение. Я говорю о том, што рассказывают мне мои проводники, што я вижу в тебе. Для тебя, Саба, все дороги ведут в одно и то же место. Лучше действовать сейчас, чем потом. Многие люди, не прямо сейчас, но все еще впереди, многие люди нуждаютца в тебе.
То же самое сказал мне Па, перед тем как умереть.
«Ты будешь нужна им, Саба. Лью и Эмми. И будут еще многие. Много других людей. Не поддавайся страху. Будь сильной, какой, как я знаю, ты можешь быть».
— Нам с тобой надо многое сделать, — говорит Ауриэль, — но нам отведено очень мало времени для этого. Но сначала ты должна поспать.
Она пошевелила огонь. Сладкий запах становитца сильнее.
Мои веки начинают слипатца. Я ложусь возле костра, я и Неро. Я закрываю глаза. Мои кости ноют. Пульсируют. Я так устала, пытаясь держать себя в руках. Пытаясь сдерживать темноту.
Тяжелые руки сна успокаивают меня. Гладят меня. Я становлюсь будто невесомой.
Я смотрю вниз, вниз, вниз, на дно. На древнее дно озера. Где што-то темное припало к земле. Где ожидают меня строе, дано известное. Где они лежат и ждут... меня.
— Не бойся, — шепчет голос Ауриэль в моей голове. — Я буду там, буду прогуливатца с тобой в твоих снах. В своих снах мы находим себя. Узнаем, кем мы были. Кто мы есть. Кем мы можем стать.Спи. И пусть тебе снятца сны.
Старик стоит на извитом дереве. Его кожа, насыщенного коричневато-орехового цвета, мерцает. Его седые волосы ниспадают на спину. Мы одни, он и я, на широкой, плоской равнине. Ни холмов, ни травы, ни жизни. Темнеющие небо. Ветер сильно дует. Дерево сияет серебряно-белым цветом.
Я никогда не видела его раньше, но я его знаю. Я знаю его за то, кем он являетца. Воин. Лучник. Шаман. В руках он держит лук. Он белый, как извитое дерево. Бледный, серебристо-белый.
И я знаю, зачем я здесь. И што мне делать.
Я иду к дереву. Я приседаю. Я хватаюсь руками за ствол и тяну его. Он легко поддаетца. Нет корней. Когда я легко поднимаю его, я могу видеть то, што лежит под ним. Гравий. Тело. Кто-то умер, положен яму в полный рост. Голова завернута в темную, красную шаль. Тело одето в броню. Ржавая и пробитая, по-видимому, это воин. Мужчина или женщина, кто знает?
Я смотрю на мужчину. Он кивает. Я становлюсь на колени. Я срываю шаль.
Там не лица. Только форма. Пустая. Гладкая, как камень. А камень на ощупь слишком холодный и крепкий. Нет ни глаз, ни носа, ни губ.
Тогда шаман уходит. Я осталась одна. Дерево пестрит зелеными листьями. Его ветви, ствол, живые и новые.
Я держу в руках белый лук. И дикий, сильный ветер бормочет мои имя.
Саба. Саба. Саба.
— Еще больше вновь прибывших, — говорит Ауриэль.
Мы останавливаемся. Я щурю глаза на небо, суровое и безжалостное. Внизу в конце лагеря останавливаетца телега. Водитель сидит там долгое время. Затем он вылазит неуклюже на негнущихся ногах. Затем переместился, чтобы протянуть руку. Одинокий пассажир, похоже мужчина, не двигаетца.
— Што они здесь делают? — спрашиваю я.
— Они направляютца на запад, — говорит она. — Они не могут вернутца в Новый Эдем и не могут остатца здесь надолго. Они едут к Большой воде, к лучшей жизни. Они слышали истории — о хорошей жизни, о чистом воздухе — точно так же, как и твой брат. Они тоже хотят этого.
— Не только Лью, — говорю я. — Он и я, мы хотим одного и того же.
— Лью мечтает про оседлый образ жизни, — говорит она. — Он жаждет жить в одном месте, засаживать землю вокруг себя. Его руки чешутца, чтобы начать работать на хорошей земле, ставить еду на стол, выращенную им самим, растить детей. Но это не для тебя. Ты не можешь быть связанной. Ты должна иметь возможность свободно расти. Чтобы летать.
Она смотрит на меня. Во всяком случае, я так думаю. На ее глазах надета темная повязка. Любая вспышка света — будь то солнечный луч, отраженный в воде, или металл под определенным углом - может отвлечь ее от виденья, так что она должна защищать себя. Она ждет. Как будто я должна што-то сказать. Может я и должна. Но я не могу думать как и што. Я медлю. Тупя. Моя голова все еще наполнена моими ночными снами.
Ауриэль надевает на голову шаль. Мои глаза направлены на шаль. Она темно красная. Цвета крови. Точно такого же цвета, как шаль в моем сне.
Кто-то умер и положен в яму во весь рост. Голова была закутана в темно красную шаль.
Я хотела бы, штобы она сняла ее. Тени мертвецов давят на меня. Я не вижу их. Но я чувствую их, они так близки ко мне, что мне трудно дышать.
— Мне приснился пожилой мужчина, — говорю я.
— Да, — говорит она. — Намид.
— Он дал мне лук, — говорю я.
— Да, — говорит она.
Мы идем по лагерю по дороге между палатками. Дождь превратил сухую землю в борозды по щиколотку.
Мы с ней прогуливаемся. Так она называет это. Она чувствует себя ответственной за этих людей. Потерянные души, так она называет их. Она встала еще до рассвета, разговаривая с гостеприимной общиной, уединенной компанией, с общинами здоровья и смерти и еще бог знает с кем. Она даже думает, что могла бы сама повести их на запад. Она ждет знака от света, от своих природных проводников.
