Олег Голиков - Рассказы
бархатной пыли. Дверь хозяйской половины, чуть скрипнув, приоткрылась, и оттуда
послышался давешней писклявый голос:
- Далеко собираетесь? Насовсем что ли?
Сергей подозрительно посмотрел на тёмную щель между дверью и косяком.
И сам не зная зачем, соврал:
- Да нет. Съездим в Судак за лекарствами – и вернёмся. Мы же за два дня заплатили…
Дверь тихо встала на место. Сергей завёл двигатель и два раза отрывисто просигналил.
Вера с Сашей по-воровски юркнули с вещами в машину и Серёга, поддав газку, с
облегчением покатил по пустым пыльным улицам посёлка.
Когда они отъехали подальше, Саша тут же принялся рассуждать, загибая пальцы:
- Живности никакой в заповеднике нет – раз. Капище тавров явно действует, так как
дровишки были заранее заготовлены…
Вера, нагоняя ужаса, зловеще прошептала:
- Может это были по нашу душу дровишки…
- Вот-вот. Это два. Экскурсоводша мутная – к бабке не ходи. И граф какой-то грузинский,
якобы первопоселенец… Может и не грузинский, а трансильванский…
Сергей, обернувшись, подлил масла в огонь:
- Роуминг у них возле капища с Россией бесплатный. Не иначе как русских кровопивцев
на пиры созывать. И детей нигде нет. Ни в начальной школе ни вообще в посёлке. И аптек
нет. Без надобности, понятное дело…
Саша, поморщив лоб, стал дальше систематизировать странности Нового Света:
- Названия эти дурацкие « ад», «рай»… Да и само название «Новый Свет» тоже на мысли
наводит… Прибавьте к этому грот с летучими мышами, и наших хозяев без домашней
аптечки, не выходящих при этом днём на улицу.
Вера покрепче прижалась к Александру и добавила:
- И верующую ту наша проводница как невзлюбила. Хорошо что ещё Сергей с нами на
самую вершину не полез. А то столкнула бы всех троих – и поминай как звали!
Саша покровительственно посмотрел на свою подругу:
- Какой там столкнула! Она же говорила про какую-то благодать! Висели бы сейчас все
втроём в гроте Голицына и крылышками перепончатыми хлопали бы…
Навстречу им из пыльного марева приблизилась таблица дорожного указатель «Новый
Свет». Внизу детским почерком была накарябана явно издевательская надпись тёмно-
бурого цвета: «До свидания!»
Предполагать вслух, чем именно было написано это нехитрое пожелание, никто не
захотел.
Сергей пощупал языком набухшую верхнюю десну и покривился от солоноватого
привкуса крови. С другой стороны, пульсируя, совершенно симметрично припухала левая
десна.
Вырвавшись из странного местечка, все трое друзей одновременно вздохнули. Вера,
чмокнув Сашу в щёчку, спросила:
- Надеюсь, никого эти «новосветовцы» из нас ночью не тяпнули?..
На её вопрос никто не ответил…»
---------------------------------------------------------------------------------------
---------------------------------------------------------------------------------------
ЭССЕ И ФАНТАЗИИ
Где дома лишь фасады, а слова - пустоцвет,
И след сгоревшей звезды - этот самый
проспект,
Я хотел быть, как солнце, стал как тень на
стене,
И неотпетый мертвец сел на плечи ко мне…
Б.Г.
ПРИДУМАННЫЙ ГОРОД-МЕМОРИАЛ
…Город мифов и невероятных историй, застыв в многогранном скульптурном убранстве
под низким северным небом, молча смотрит на своё отражение в холодных водах Невы…
Поэт Иосиф Бродский как-то метко выразился - Питер страдает нарциссизмом… А иначе
и быть не может – город, который преимущественно стоит на воде и каждую минуту
может любоваться своим отражением, волей неволей грешит этим достаточно невинным
пороком. Санкт Петербург любит самолюбование, он как бы возникает из него,
продолжаясь в изумлённых глазах многочисленных зрителей роскошью императорских
резиденций и сказочной фантазией парков в обрамлении зеркальных каналов.
О надуманности и призрачности Петербурга давно слагают легенды, а древнее
пророчество кликуш и раскольников времён Петра «Быть пусту месту сему…» за более
чем три века, казалось, вот-вот сбудется. Но этот вечный город снова возникал из глубин
наводнений, кровавой суеты революций и костлявой стужи блокады, обновляясь и
очищаясь в горниле страстей природных и человеческих. Вместе с превратностями
истории менялось и название этого странного города, но прежнее, изначальное – Санкт
Петербург, словно заколдованная молитва, возвратилось на круги своя и снова гордо
сияет в северных балтийских широтах.
Архитектура города отражает всю его бурную историю, включая прихоти временных
владык и случайные стечения обстоятельств. До Елизаветы, дщери Петра Великого, город
рос сам по себе, впитывая в свой каменный наряд сомнительные вкусы вельмож и
временщиков, без опаски смешивая разнообразные стили и архитектурные традиции.
Весёлая и жизнерадостная Елизавета привнесла в этот хаос темперамент южной
архитектуры, прославляя бессмертные творения итальянского архитектора Франческо
Растрелли, и предоставив ему неограниченный кредит на широкие реализации своих
архитектурных фантазий в стиле барокко. Растрелли после долгих лет упорной работы
существенно изменил облик Петербурга, придав ему известную утончённость и
изысканность. Главное творение гениального маэстро - Зимний Дворец стал некой точкой
отсчёта, и для города и для правящей династии. Идеально вписанная в панораму
стальных вод Невы и блеклого северного неба, зимняя резиденция русских царей на
долгое время стала центром Империи, всех её главных событий, внутренней и внешней
политики. Чуть позже, во времена царствования Екатерины Петербург познал немецкий и
французский стиль архитектурных изысков, а гордая Нева была закована в безупречный
финский гранит, что также являлось неким символом величия начинаний императрицы.
Но в целом архитектура города уже жила собственной жизнью – расправивший плечи
Санкт Петербург в екатерининскую эпоху сам диктовал Европе и моду и стиль. Поэтому
все последующие дуновения и эксперименты в градостроительстве были поглощены
объёмной и выразительной индивидуальной стилистикой, которая полностью
сформировалась к тому времени и царствует по праву и в наши дни. Как достойный
финальный аккорд в процессе становления Великого Города напротив Исаакиевского
